Лица, звуки, слова, – все тонуло вязкой и потливой дремоте, откуда-то выплыло выражение – «звучащие видения», нет, вдруг ставшие видимыми слова.
Бузину приснился пьяный шофер из поезда, на котором три месяца назад он ехал в Санкт-Петербург. В замызганном спортивном костюме, поджарый, кадыкастый и скуластый, с почерневшим от пьянства лицом, он пробирался по проходу плацкартного вагона к проводникам за очередной бутылкой водки. Его нещадно мотало, колотило о твердые углы, при этом, с таинственной ловкостью он избегал столкновений с людьми, беспрестанно бормоча себе под нос: «Дольчики, чертовски хороши!»
Ночь до Новосибирска ехал в плацкарте один. А в Новосибе подсели эти: примерно одного с ним возраста, веселые, общительные. Выпили за дорожку, разговорились. Оказалось, они едут в Питер, чтобы обратно своим ходом перегнать на продажу машины, кажется какие-то грузовые. Он удивился, что они не боятся пить, на что тот шофер ответил: «Шеф нам сказал, пейте в поезде, а на месте рты проволокой закручу». В застольном разговоре Бузин опрометчиво ляпнул, что едет защищать диссертацию по философии.
На следующий день они продолжили, поочередно мотаясь к проводнику за водкой. Бузин наотрез отказался, уткнувшись в книжку. Но время от времени, этот, с «дольчиками», приставал, дыша водочными парами:
– Вот, скажи, ну, защитил, ты диссертацию, так? Значит, вроде как права получил? Нет, ну так? – оборачивался он к своим пьяным компаньонам, которые кивали, и согласно мычали: «м-м-ну-да». – Только у меня права шофера, по ним я могу ездить, а у тебя, получается, права философа, по ним…, что ты можешь по ним?
– Преподавать философию, – фальшиво улыбаясь, отвечал Бузин.
– Вот! Тогда скажи, в чем смысл жизни? Этому же философы преподают.
«Так и знал! – с досадою на самого себя, думал Бузин, – хорошо было наставникам в буддийских монастырях, отваживавших особо докучливых ответами типа: „…это хлопок одной ладонью“ или: „Будда – это дырка в клозете“. Но здесь такой номер не пройдет, надо что-то вроде…».
Перед глазами плыло и пылало, волнообразно дрожа это худое, черное, скуластое, с движущимся острым кадыком и черными глазами-щелочками лицо, из запекшихся губ которого вылетает, растягиваясь во времени: «в че-е-м смы-ы-с-ы-л жи-и-ззз-ни-и-и…, чер-р-р-товски хоррро-ш-и-и…». Вдруг, он спускается по лестнице, вот видит ступеньку, наступает, и…, проваливается…, словно сквозь вату в ушах слышится короткий вскрик.
Проснулся с бьющимся где-то под самым сознанием сердцем и испариной на лбу. Оказывается, самолет ухнул в воздушную яму, и теперь его трясло и болтало так, что по всему салону слышался скрип, стук и треск, казалось, что снаружи по обшивке барабанит крупный град. На световом табло горело «пристегните ремни», пассажиры сидели тихо, хотя слева впереди кто-то, наклонившись вперед, содрогался всей спиной, видимо тошнило. «Вот тебе бабушка и турбулентность! – подумал Бузин. – Сколько летал, никогда такого не было». Самолет начал плавно крениться вправо. «Ой, ой, ой!!!» – запричитала в хвосте какая-то гражданка. «Ну не падаем же!? Не так же падают!? Наверное, зону обходят, или как это у них, небесных „сталкеров“ называется!» – вились и прыгали в голове тревожные мысли, вот-вот готовые раствориться в животном страхе. Но через несколько минут лайнер выровнялся, болтанка исчезла, люди расслабились, уже шутили и смеялись, обтряхивались, утирались влажными салфетками, в проходе появились стюардессы, милое «личико» авиалиний. Сзади снова ожил «ультраписклявый» голосок.
– Мама, а это мы падали, а теперь не падаем?
– Нет, это мы в воздушную яму попали.
– А почему…
– Тихо, помолчи! – вскрикнула мамаша, оборвав своего почемучку.
Салон заполнил устало-равнодушный баритон командира экипажа: «Уважаемые пассажиры, по метеоусловиям, посадка будет произведена на запасном аэродроме, в аэропорту имени Германа Титова города Барнаула».
– Вот теперь точно яма! – не без юмора, хотя и черного, высказалась мама почемучки. Мальчишка благоразумно помалкивал.
Словно оглушенные, люди несколько секунд молчали, затем по салону прокатился приглушенный ропот недовольства. Самолет должен был приземлиться где-то около шести часов вечера, но до родного города им останется преодолеть еще более двухсот километров…, тридцать первого декабря…, теперь им.
Бузин закрыл ладонями лицо, чтобы скрыть радостно-глуповатую улыбку, непроизвольно растягивающую губы. Он давно не верил в чудеса, даже в раннем детстве, кажется, никогда не верил в Деда Мороза. С другой стороны, наверное, все-таки втайне верил, раз поперся тридцать первого декабря, даже не представляя, как будет добираться до своего города, имея в кармане, да практически ничего не имея. «Значит, чудеса случаются, только вот, почему-то, чтобы чудо явилось ко мне, сотне человек должна была „прилететь“ неприятность. Даже радость выказать неприлично. В конце концов, не катастрофа же, ну…, новогоднее приключение у людей, сейчас им паскудно, потом будет, что вспомнить…, даже посмеяться», – вроде бы уже и оправдывался он.
Читать дальше