Ольга Лукинова - Как я выдумал любовь

Закончив описывать все прелести жизни «на дороге», он все же принялся за меня. Но что-то вдруг заставило его выдворить кухонных цыган, принеся в жертву даже вторую бутылку виски. Правда, он так же быстро одумался, как и принял это решение, поэтому бутылка осталась с нами, в отличие от толпы, шумно покинувшей квартирку.

И началось….

Было ощущение, что Джон просканировал меня еще на входе, а теперь оценивал в какой же части меня недотепа-работник сумел допустить ошибку. Я боялся, что он все же догадается, поэтому не позволил ему разбирать меня, перебирая каждый проводок, отсоединяя чипы и микросхемы. И тут болтать начал я, да так, что он изменился в лице.

Лицо Джона редко принимало серьезное выражение, чаще оно было блаженно счастливым, но теперь Джонатан стал задумчив, будто в голове у него свершались великие открытия. Я плел все, что было: и про квартиру, и про работу (точнее ее отсутствие), что теперь я довольствуюсь только мелкими заработками… Закончил монолог тем, что ничего не смыслю в этом мире и смыслить не хочу. Он терпеливо и со всей серьезностью дал мне закончить столь «увлекательный» рассказ, затем позволил так же молча осушить стакан, даже протянул новую сигарету… Потом он просто рассмеялся, сказав, какой я болван – и на место вернулся оптимистичный Джон с нотками безумства, которые я так любил.

Я сразу отбросил все случившееся в дальний угол, прикрыл дырявым пледом, да так и забыл на пару дней.

То есть я так и не смог признаться ему в том, что был попросту влюблен – гадко, безнадежно, безвозвратно.

Несколько дней мы шатались по городу, забыв о том, что где-то есть уютная квартирка, которая ожидала меня, а прикроватная тумба томилась без хозяина-бездельника, переставшего осквернять ее всяким барахлом. Пуховая подушка, хранившая еще аромат волос Оливии, лежала на кровати, нежно прикрытая тончайшей вуалью любовных утех, в то время как я и Джон выглядели как грязные бродяги, не знавшие, откуда пришли и где найдется место для ночлега.

Мы заходили в ближайшие магазины за едой, выпивкой и сигаретами, после чего продолжали ничтожное странствие. Ночевали мы на заброшенных дачах, сохранивших углы позабытых домов, на новостройках, начатых какими-то богачами, на зерноскладе, разделяя крышу с голубями… В общем, мы шатались несколько дней, стараясь выветрить всю гадость, которая успела скопиться в нас, благодаря омашиненному обществу.

Мне даже захотелось перенестись в прошлое и успеть разделить пик Одиночества и прелести жизни в диких условиях, приправленных спокойствием и размеренными мыслями. Дикая пляска настоящего так утомила меня, что я готов был даже передвигаться с цыганским табором (только не с тем, что побывал у меня в гостях).

Ладно, признаюсь, прошла не пара дней, а неделя. У Джона кончался отпуск и ему нужно было возвращаться к делам, а я мог дальше прозябать в своей квартирке, пописывая темными ночами за чашкой кофе (или бутылкой вина – не так уж и важно, между прочим).

Я вернулся домой. Первым делом я проверил на месте ли пуховая подушка, только затем утонул в ванной, смешиваясь с паром горячей воды.

Неожиданно раздался телефонный звонок. А я уже было позабыл адские средства цивилизации. Я выскочил, воссозданный заново из воды, и помчался на звук. Телефон обнаружился на прикроватной тумбе, ласково глядевшей на меня – вернувшегося к ней. Я не поверил этому мерзко мигающему экрану мобильника – Оливия.

Джон вернулся к работе, я – к тумбочке, Оливия – ко мне.

От волнения я закурил. И не успел дым добраться до моих легких, как раздался тихий стук в дверь. Я попытался взять себя в руки, но радовался, словно щенок, ожидающий хозяина. Разве только не лаял и не лизал рук. Конечно, это была она. В своем бирюзовом платье на тонких шпильках, разрывающих мое существование с неописуемой легкостью. Я распахнул двери, душу, объятия – она вошла.

В голове крутилось – где ты была все это время?! А губы выдавили лишь незаметное «Рад видеть». Конечно, рад! Наверное, это было написано на лице, на лбу, перечеркивало мою грудь и рассекало меня на тысячи строк. Она и так знала все это. Точно знала. Иначе не посмела бы так беззаботно и просто явиться снова. Через две недели. Две недели терзания и ожиданий.

Она закурила тоже. Тумбочка, выглядывающая из-за кровати, была на меня обижена и рассержена на Оливию, которая разбила наш идеальный союз.