Степан Зозулин - Его Лесничество

Братья, не сговариваясь, повернули головы – убедиться, что снаряды, лопающиеся в отдалении, не залетят по ошибке в их район. Разрывы ложились редко и неохотно, перемещались в пространстве. Из места, куда улёгся самый первый, так же лениво поднимался дымок. А детские глаза стремились всё дальше. Туда, где как раз просыпались жители их двора.

Ром совсем приуныл. Куинджи пришлось силой возвращать его в экспедицию.

– А ну, поторапливайся! – громко крикнул он, воспользовавшись лесным простором. – Враг близко!

Младший повернул голову, но поначалу словно не узнал ни брата, ни столпившиеся за ним берёзы. Куинджи вскинул палку и ощутимо двинул брату по бедру. Поднятая щепотка снега брызнула на пехору, оставляя седую каемку на меховом отвороте.

– Так точно! – вскрикнул как ненормальный Ром, очевидно, даже не расслышав приказа.

Ром запыхался и заметно отстал.

Старший поджидал его возле спуска к реке. Он вглядывался в долину сквозь окуляры бинокля из сложенных горстками пальцев. Намётанным взглядом обозначал каждую точку, где враг мог устроить засаду. И простроил путь на другой берег.

Русло здесь становилось чуть шире. Река изгибалась под натиском леса и напоминала змейку, как их рисуют на старых гербах. Два белоснежных витка выдавали могучего альбиноса с пятнами-промоинами по всей длине тела. Вдоль противоположного берега деревья тяжко колыхались на ветру, заваленные снегом. Казалось, будто змея медленно-медленно ползет по своим гигантским делам.

Возможно, именно она и пожрёт в конечном счете их город.

С последнего залпа прошло минут двадцать пять. Джи приподнял рукав и наблюдал, как наматываются цифры на секундомере. Через пять минут последний, а потом все разбредутся по делам до вечернего обстрела.

Джи похлопал брата по плечу и три раза махнул указательным пальцем в сторону реки: выдвигаемся .

#5

Возвращались назад уставшие и мокрые. Но довольные.

Силёнок совсем не осталось, а Джи, раздувая красные щёки, пер снегоколом по белоснежной целине.

Ребята вышли из леса чуть выше по течению и поленились вернуться к лыжне. На их счастье солнечных дней становилось всё больше, и снег оседал всё ниже, поблёскивая слоем глазури. Но месить даже такой снег – дело не из приятных. Упёртый наст шкрябал по щиколоткам и не давал лишний раз поднять ногу.

То и дело Джи останавливался и поджидал Рома. Мелкий совсем сдулся. Но упрямо шмыгал носом, не решаясь запросить пощады.

Перекур пять минут, – командовал Джи, радуясь возможности перенести вес тела со спины на палки.

Ром стягивал ремешки с ботинок и плюхался задницей на снег. Чтобы по прошествии пяти минут бесить нетерпеливого брата новыми сборами.

Джи засекал время до нового привала, когда увидел по левую руку промоину.

Он не усомнился в крепкости льда, но машинально сделал “елочку” вправо, проламывая искрящийся наст.

И пошёл дальше, раздумывая о том, как бы выбраться на дорогу, чтобы сбросить тяжёлые деревяшки и двинуть по снегу пешком. Пусть хоть проваливаться по голень. Всяко удобнее, чем два чёртовых бревна, примотанных к ступням тугими резинками.

Чертыхнувшись, он хотел было шлёпнуть себя три раза по губам, как это делала бабушка (и всем рекомендовала так делать!), но вместо этого услышал крик. Отрывистый, будто снежный покров проглотил его, не дав добраться до верхней точки.

Джи повернул назад. Шапка полезла мехом в лицо. Со лба катился пот, норовя попасть в глаза.

Рома нигде не видно.

Куинджи отерся тыльной стороной рукавицы.

И всё равно Рома не было.

Старший развернул лыжи. Они дыбились и брыкались, как разъярённые кони.

Из последних сил Джи рванулся назад по лыжне.

Ром! – кричал он.

И тут же повторял:

Ром! Ром! Ром!

Пара изо рта лезло больше, чем звука, – Джи порядком выдохся, выделывая солнцеворот на строптивых лыжах.

Теперь пот лился прямо из глаз, соединяясь с первыми слезами. Куинджи закусил до крови губу и сдвинул потуже брови, становясь быком, становясь взрослым, упрямым, злым.

Подай только знак, дружище!

К воздуху рванулась лыжная палка. Чуть правее и слишком далеко отсюда. Взметнулась в воздух. И упала вниз.

Куинджи нащупал взглядом борозду, примыкающую к его аккуратной лыжне.

Следом прокрутилась упущенная картинка: чёрное пятно промоины, сверкнувшее на солнце голубым, когда он отворачивал взгляд.

Отсюда начинались следы. Огромные. Снежный человек, не иначе.