Валерий Радомский - Полигон сатаны

Глава 3. «Сатанисты»

Ещё подходя к посёлку и слыша ритмичный пронзительный лязг металла об металл, Егор знал, кто так, с молодецкой удалью и небезопасно, что сейчас важнее, гремит. …Витька Горчак, Витыч, как его звала даже жена – земля ей пухом! Здоров и силён, если духу хватает греметь подолгу.

Об этом Витыч и услышал от Егора.

– А то! – хвастливо согласился тот, не заметив, как его соседа скосило в лице от этой его реплики.

Ну повсюду это «АТО», куда не ступни, и в головах тоже – Егору и самому не нравилась увязавшаяся за ним раздражительность, но с Витычем это состояние нужно было перетерпеть. В собственных интересах. А интерес этот, в задуманном, уже давно из него рвался на волю.

– Поговорить хочешь? – неожиданно сам и предложил Витыч, переступив через тяжеленную «балду», к которой сам же когда-то и приварил металлическую трубу под свою широкую ладонь, и до этого гремевший ею на всю округу.

Он отошёл от гусеничного трактора Т-150, подкрашенного в нескольких местах красной кабины не в цвет, вытер свои ручища о колени и только после этого толстыми пальцами зачесал наверх, на макушку, серебристые кудри. Кудри потомственного казака, как сам говорил, оставляя «потомственный» на личное усмотрение тому, кому это было интересно.

Крепкий в теле, но не высокий и на немного ниже Егора, Витыч был широк в груди и тазу. И будто – без шеи. Оттого он смотрелся коренастым, а постоянно с растопыренными локтями – на борца классического стиля. Лицом грубоватый и мрачный, но улыбка преображала его в крепыша-симпатягу. Таким ему было удобно в кабине трактора, на который он пересел, став пенсионером по выслуге лет и по списку №1 в сорок пять лет. В совхозе, в «Первомайке», проработал до начала военных действий, а заехав как-то трактором к себе во двор, больше им и не выезжал – уже повсюду пахали мины, и не только поля.

Оба присели в тени, под старой грушей, на толстое бревно, которое давно – не бревно, а из под рук умельца, любящего сотворить эдакое, на удивление и загляденье, выкатилось однажды лавочкой да ещё и с мягкими сидениями. И прохлада от груши, и комфорт от сидения, и трактор, по ходовой части которого не ударяла больше кувалда успокаивали и расслабляли, насколько могли себе это позволить друзья и соседи.

Соседями они были для многих странными – не установили между дворами новый забор и, конечно же, чтобы был повыше прежнего, когда однажды упал старый, весь и сразу. А сдружила их профессия: оба – забойщики молотковой лавы. Бывало, что их посылали рубить уголь в разные смены – да куда там! Только – вместе, и чтобы в «уступах» – один над другим. Работа их сдружила, она же и приставил одного к другому, не просто так… Начальникам участков, многим – не всем, с ними не везло, потому что в морду прилюдно давали. Видели в своих «табульках» по зарплате обман – получи! Пили, как все: много, но на свои, заработанные, это – принцип. А весёлым Витыча мало кто знал – детей долго не было, да в тридцать пятую зиму от рождения жены… На небесах его Валентина, на небесах!

– Если честно, то давно с тобой хочу поговорить, – признался Егор. – Как жить дальше будем? Или, как сам собираешься жить? Так правильнее будет…

Витычу не понадобилось время на обдумывание, чтобы ответить.

– Я никуда отсюда не уеду! – произнёс он твёрдо, убедительно резко и со злостью в хрипловатом голосе, точно его об этом спросили.

Егору сразу захотелось похвалить друга за ответ патриота Донбасса, да сам же и не позволил себе это сделать.

Имея ноутбук, и не быстро, но научившийся тем не менее им пользоваться, он много чего прочёл о патриотизме – само время обязало к этому. И много чего за двадцать столетий наговорили умные люди о родине, о патриотизме, а ему запомнилось лишь одно высказывание: «Патриот – игрушка в руках государственных мужей и орудие в руках завоевателей». Умно сказано, а для их, с Витычем, Родины патриотизм так обильно измазан в крови своего же народа, что само это понятие пугает. Ко всему четвёртый год к ряду не обезличенные патриоты убивают без разбора себе подобных, как впрочем всегда до злосчастного 2013 года. Злосчастный потому, как он сам понимал, интересуясь на протяжение прожитых взрослых лет общественным мироустройством не любопытства ради, что майданы, подобно киевскому, позволительны лишь воспитанным людям. Потому Егор вдруг и засомневался, а надо ли посвящать и без него безрадостного судьбой человека и друга в свои личные планы; а воспитан ли он сам в той позволительной мере на такой же по сути майдан гражданского протеста. Вопрос? Вопросище! Но уже пришёл к Витычу, сидит рядом с ним, надеясь на его хотя бы понимание, и всё это – от личного желания противопоставить себя всем тем, кто играет людьми Украины как кеглями в боулинге. И это – железно! Так говорят, когда уверены в чём-то.