Но резво встал со стула, двинул плечами вперёд-назад и направился к двери, на выход из дома. У неё, кривясь, и обулся – нельзя во двор не обувшись.
Лето и впрямь дозревало: желтобоких груш насыпало во дворе чуть ли не гору и они бурно гнили, указывая этим на высокую влажность воздуха. Вишня на прогнувшихся ветках стала бордовой – совсем спелая. У калитки без самой калитки зарумянилась на солнце смородина. Красавица! В пустоту, раскоряченную двумя сухими столбиками, но ещё крепкими посеревшей древесиной, Егор и шагнул.
Дерьмовая водка не уложила в постель, как хотелось, чтобы заснуть и хоть какое-то время не думать, как жить-то дальше между двух огней и как бы в ничейной зоне, что ещё хуже. Наоборот: наговорился сам с собой об этом же, только стало хуже.
Пошёл улицей, вздыхая печальницей, от которой остались кое-где лишь малюсенькие островки асфальта; бордюры давно выкопали домовитые и растащили по своим дворам ещё при коммунистах. Ночью конечно, как классические воры. Зато сейчас, при демократии, воруют и грабят уже с рассвета!
Улица «Ручейная» зигзагами будто отвлекала, что вот, оказывается, почему её так назвали. Да и сам посёлок – тоже, Ручейным. Но и не совсем поэтому. Дома не жались к берегу, не разбегались вдоль него, а точно притоком реки Донец выстроились от пологого берега рядами по десять дворов. И так издавна рабочий посёлок, год от года удлиняющимся квадратом, как бы пополз в гору. А от берёзовой рощи, что вверху, похож был на притоку, когда разжигали в домах печи. Ну похож: сизый туман над водой – это, если смотреть сверху и воображать.
Сюда, давно-давно, после срочной службы приехал по комсомольской путёвке сержант-артиллерист Костя Иванив, но не один. С женой приехал, русоволосой Настей, родом из Полтавы, где Костя отслужил срочную и где в свой первый и снова гражданский день на ней женился. Строил дома в шахтёрском городке Кучино, а в его пригороде, где снимал комнату в частном доме, через пару лет выстроил и себе дом, для семьи. В этом каменном доме посреди сада, с «вечным» флюгером в виде горланящего на всю округу петуха из нержавейки, Егор, …Егорка Иванив, и родился. Так семья стала настоящей семьёй: дом, сад, сын! Вот только недолгим это счастье оказалось – разбились насмерть родители на зелёном-зелёном ВАЗ 2101, когда ему было пятнадцать лет. Приехали бабушки и дедушки, по отцу – из Ровно, по маме – из Полтавы, и сразу же переругались: тело отца увезли туда, где он и родился, чтобы похоронить, заодно забрав с собой и Егорку; Настю, жену и маму, похоронили на поселковом и небольшом на то время кладбище в центре берёзовой рощи. Этим ей повезло, если понимать место захоронения как последний земной уют усопшего, к тому же преждевременно, потому что переломанное чуть ли не пополам тело мамы Егора было последним погребённым посреди белесой красоты. Как-то сразу после этого утвердили и новое кладбище и место под него.
Егор подымался вверх улицей и без желания, бегло, посматривал по сторонам. Какие-то дома уцелели и блестели лишь остатками стёкол в оконных рамах. Но в основном – развалины, прошедшими дождями мытые-мытые, да тщетно. Где-то кирпичи развалившихся стен, а где и бутовый камень – опалены до фосфорной желтизны; смог от пожаров – деревянное в домах горело адским пламенем и тлело ещё неделю – покрыл гарью всё, что не сгорело, как зловещей тенью. Из прежних хозяев никто и представить себе не мог, что на их долю, а особенно их детей, выпадет такое: не случайно оказаться на линии огня своих же по крови…
Продолжая идти и пылить непослушными ногами, Егору хотелось об этом не помнить. Да как забыть!
…«Укры» на трёх БМП, перед этим переправившись через реку со стороны села Первомайское, которое ранее отбили у «сепаров», зашли в Ручейный и погнали рыжую пыль впереди и позади себя. Катили центральной улицей и рёвом двигателей и лязгом гусениц будили поселковый люд. Кто уже не спал, а солнце уже и пожелтеть успело, настороженными посматривали из окон. (После боя ранней весной за мост через реку, поблизости от посёлка, но сам мост виден был лишь от берега из-за круто холмистой местности окрест, мало теперь кого интересовали эти боевые машины пехоты. И чьи они – было без разницы. Тогда же и насмотрелись на военную технику воюющих сторон, а теперь всем, от мала до велика, хотелось, чтобы – на всю оставшуюся жизнь!)
В середине улицы, до этого прятавшая «укров» своей ухабистой извилистостью, они столкнулись, лоб в лоб, с танковым взводом ополчения ДНР, на российских «Т-64». Не прошло и минуты, как танкисты перестроились в боевую шеренгу, в момент развалив ограды и всё, что попалось им на пути такого манёвра, но оставшийся в центре танк с первого же выстрела сжёг украинскую боевую машину пехоты. Солдаты на броне буквально посыпались с неё трупной трухой. Прочий десант «укров», солдат пятнадцать, попрятались во дворах и затаились. Наводчики второго и третьего в колоне БМП после того, как тоже развалили заборы и получили обзор для стрельбы, открыли ответный и шквальный огонь. Всё – стрекот автоматов, автоматической пушки со спаренным пулемётом и почти что одновременно шипящие и урчащие механическим зверем выстрелы прямой наводкой трёх танков, а также крики ужаса, боли и отчаяния со всех сторон – взорвали округу громом и молнией от самой настоящей реалистической войны, а эхо его разнесло. Одни стреляли и умирали, другие, поселковые, с очумелыми глазами и вмиг почерневшими лицами, бежали, не зная куда, но понимая, что спасаются от случайной смерти.
Читать дальше