Евгений Ильдейкин - Недавно прошёл дождь. Часть 2

Как бы там ни было, но предложения по разработке француза я подготовил, Северский немного поправил и, в конце концов, утвердил. Основной идеей по разработке Шато Петра Сергеевича было укрепление дружеских отношений. Раз он сам так хочет, то и мы не против – будем дружить. Дружить будем по-русски, на широкую ногу, с ресторанами, рыбалками, автомобильными прогулками и душевными разговорами. Против такой дружбы еще никто не устоял. Вот только, участие Бориса в этих мероприятиях Северский предложил свести до минимума, раз уж невозможно нейтрализовать его полностью.

Елена сидела в моем кабинете, забравшись в кресло с ногами, уютная, как кошка и такая же сердитая.

– Что это за новый друг у вас с Борисом Натановичем образовался.

– Шато.

– Что Шато?

– Фамилия у него такая. – Я еще пытался удержать разговор в рамках легкой непринужденной беседы. – Француз он, русских кровей, поэтому зовут его Петр Сергеевич. Да и не друг он, а так – приятель.

Елена же решила, что наш разговор – это ее воспитательная и назидательная речь:

– Павел, вы с Борисом и без Шато часто встречаетесь и выпиваете. А с французом ваш интернационал вообще в ресторане обоснуется?

– Лена, мы с французом в ресторан идем в первый раз. Я уже несколько раз отказывался, далее отказываться неприлично будет. А ведь он не только приятель, но и мой деловой партнер, причем очень интересный для меня партнер.

– Совсем не обязательно с деловыми партнерами ходить в рестораны. Сядьте за рабочий стол и решайте свои рабочие вопросы на трезвую голову.

– Елена, на трезвую голову мы рабочие вопросы обдумываем. В ресторанах же рабочие вопросы окончательно согласовываются и готовятся новые вопросы. Давай не будем уже об этом говорить.

В позе Елены ничего не изменилось, в лице и в теме разговора тоже. – То есть в ресторанах вы готовите новые вопросы, чтобы их обдумать и опять идти в ресторан за новыми вопросами? Умно. – Сердитая Ленка встала из кресла, подошла к новому книжному шкафу и поправила одну из немногих пока книг. К слову, книга была та самая о Хулио Хуренито, что я подарил ей при нашем знакомстве, теперь эта ее книга стоит в моем шкафу. Теперь эта наша книга стоит в нашем книжном шкафу – как-то так получается, хотя Елена здесь и не живет, только командует. И что удивительно, моя экономка с этим полностью солидарна.

– Елена Сергеевна, я же не учу вас лечить детей в вашей больнице. Уж позвольте и мне решать мои рабочие вопросы так, как это принято в деловых кругах.

– Павел Иванович, если вы хотели меня обидеть, то вам это почти удалось. Я сейчас пойду к Наталии Петровне, и мы с ней решим, что делать дальше. Вы же сегодня вольны идти куда угодно и когда угодно, только в шесть часов позаботьтесь проводить меня домой.

Угроза не была пустой. Если любимая девушка и экономка объединяться в своих усилиях, то они могут добиться от меня почти всего. Есть уже такой опыт. Но в ресторан все равно идти нужно, иначе Шато начнет во мне сомневаться, слишком буду выбиваться из образа.

До шести часов вечера я просидел в кабинете, пытаясь готовиться к встрече с Шато и Лихтерманом. На кухню меня никто не звал, хотя запах булочек с корицей и звон чайных ложечек возвещали о том, что там хорошо, вкусно и душевно, в тысячу раз лучше, чем в каком-то вульгарном ресторане. Ровно в шесть часов я все ж появился на пороге кухни.

– Лена, ты просила проводить тебя домой, уже шесть.

– Хорошо, Паша, можешь меня проводить. Я почти собралась. Спасибо вам, Наталия Петровна за чай с булочками. Очень было вкусно.

– Леночка, я и сама очень люблю булочки с корицей, а в следующий раз мы с вами кекс попробуем. А вы, Павел Иванович, наденьте лучше твидовый пиджак. Он будет более по погоде.

Я вернулся в спальню, надел твидовый пиджак, вышел в прихожую, где уже обувшаяся Елена нетерпеливо постукивала перчатками по ладони. Рядом стояла Наталия Петровна с выражением несокрушимого терпения на лице. И кто, спрашивается, хозяин в этом доме?

Вечернее небо было хмурым, как и я. Звезд не видно, дорога неровная, пьяненький Борис рассуждал о погоде с видом большого знатока, правда, речь его была неразборчива, а умозаключения неубедительны. Мы с Борисом ехали на извозчике к нему домой. И я хотел этого меньше всего. Оказывается, я вообще не хотел этот вечер. Пьяница-интеллектуал Борис и, под стать ему любитель выпить и поговорить, Пьер Шато нашли много общих тем. В ресторане, уже через час с небольшим, они стали взаимно уважаемыми людьми, а еще через час, они спали, сидя на стульях, по-братски прислонившись друг к другу. Переход к такому их состоянию был проделан стремительно, даже как-то профессионально. Я заподозрил в этом происки Бориса, может быть, таким странным способом он выражал свое нежелание общаться с французом на серьезные темы, а может он решил сэкономить и не платить. Все понимающий официант, получив от меня по счету, помог мне довести до коляски извозчика два полубессознательных тела. Вначале завезли домой Шато, так как тот жил ближе всех к ресторану, а сейчас мы с Лихтерманом направляемся к нему на Шарташ. Он уже вполне протрезвел, чтобы самостоятельно объяснить извозчику куда ехать, но дома его ждала Соня, и как объясняться перед ней Борис не придумал. Перейдя от рассуждений о погоде и задумавшись о личном, Лихтерман осознал, как хорошо, что у него есть такой друг, как Павел Иванович Ольшанский – он не подведет, он прикроет, он войдет в положение…. Борис говорил еще очень много слов про меня, расхваливая на все лады. По всему выходило, что только я могу его спасти от страшной участи, которую сейчас готовит его драгоценная, бесконечно любимая, обожаемая жена. А нынешнее состояние организма наивного Бориса есть одно большое недоразумение, в котором виноват его друг – тот же Павел Иванович Ольшанский. Сей нелогичный пассаж, казалось, смутил даже извозчика. Он с укоризной оглянулся, но Лихтерман уже все забыл, забыл и простил мне. Тем более, что кое-что он вспомнил: