Юлия Волкодав - Маэстро

Но вернемся к пианино. Оно черное, с клавишами цвета слоновой кости. На верхней крышке белая кружевная салфетка. Перед пианино круглый стул. Не очень удобный, без спинки, но тот факт, что на нем можно крутиться, примиряет Марика с необходимостью сидеть именно на нем. Поиграл десять минут, покружился еще минуты две. Больше не получалось – Марика начинало тошнить. Стул подрастал вместе с Мариком, только в обратную сторону. Три года назад, когда Марика первый раз посадили за пианино, стул был совсем высокий, самостоятельно и не залезешь. А сейчас Марик легко запрыгивал на жесткое сиденье. Ноги, правда, немного не доставали до пола. Но так даже удобнее, когда кружишься.

С чего началось его знакомство с пианино, Марик даже не помнил. Он просто знал, что каждый день, будь то лето или зима, даже в Новый год или собственный день рождения надо заниматься музыкой. «Хотя бы час», – говорил дедушка. Подразумевалось, что чем больше, тем лучше. Сначала к Марику несколько раз в неделю приходила учительница: показывала гаммы, объясняла сольфеджио, давала задания и проверяла, что Марик выучил самостоятельно. А с прошлого года его отдали в школу. В шесть лет, на год раньше, чем положено. Этим обстоятельством очень гордилась мама Алиса, рассказывала о нем всем встреченным по пути из школы знакомым. Марику даже надоело, и каждый раз, идя с мамой домой, он очень надеялся, что никто из знакомых им не встретится. Но везло ему редко: в их маленьком городе все знали друг друга, обязательно останавливались при встрече, чтобы обменяться новостями, узнать, как здоровье чьей-нибудь бабушки, поделиться рецептом черешневого варенья с орехами.

– Такого маленького и уже в школу! Ай-яй! – ахали соседки и норовили погладить Марика по голове.

Марик обычно вытаскивал из портфеля машинку, опускался на корточки и принимался катать ее по песку. А чего время терять? Мама теперь полчаса будет рассказывать, он хоть поиграть успеет.

А мама вдохновленно рассказывала и даже показывала в лицах, как Марик в три года написал первую пьесу!

– Представляете, сам залез на стул, сам открыл крышку пианино и начал играть. Мы думали, просто балуется. А у него мелодия получается! Очень красивая мелодия. Жаль, не догадались записать.

Марик ничего подобного не помнил и иногда даже сомневался, правду ли рассказывает мама, потому что с тех пор ничего больше не сочинял и не очень представлял, как это делается. Но маме не возражал. Зачем? Если ей так нравится рассказывать эту историю, пусть.

– Вот увидите, он станет композитором, как его отец! Да-да, очень скоро мир услышит про второго Агдавлетова!

Тут Марик обычно тяжело вздыхал. Потому что после этих слов мама вспоминала, что они очень спешат домой – Марику еще надо учить уроки и заниматься музыкой. Чтобы стать вторым Агдавлетовым, знаменитым композитором, как его папа.

Папа. Папа оставался для Марика самым таинственным персонажем среди всех его многочисленных родственников. Даже более таинственным, чем прабабушка Зульфия, которая жила в далеком-далеком поселке и к которой они ездили всего один раз, но с тех пор она постоянно передавала Марику какие-нибудь гостинцы. Прабабушку он хоть смутно, но представлял. А папа существовал только в виде портрета.

Портрет висел в спальне Марика над пианино. И каждый раз, забыв нужный аккорд и поднимая глаза к потолку в надежде этот аккорд найти именно там, Марик встречался глазами с папой. Все говорили, что они с Мариком очень похожи, но Марику так не казалось. Где же похожи? У папы нос большой и с горбинкой, а у Марика маленький и кнопкой. У папы густые брови, а у Марика тонкие ниточки. И глаза у папы серьезные, а может быть, грустные. А у Марика, по маминому выражению, в глазах черти пляшут. Веселые в общем глаза. И в чем они похожи? Но Марику все равно приятно было думать, что похожи.

Сначала Марику говорили, что папа в командировке в другом городе. И однажды приедет, но это будет еще совсем нескоро. А в прошлом году, как раз перед тем как пойти в школу, выяснилось, что папа Марика погиб на фронте. Мама так сказала учительнице, отдавая какие-то бумажки. Тихо сказала, думала, что Марик не слышит. А он все прекрасно слышал и совсем не расстроился тогда. Только не очень понял, зачем было врать? Ведь если погиб на фронте, значит герой. Как папа Мишки Салахова из сто третьего дома. И как папа Женечки Илюшиной с Виноградной улицы. Да у половины детей из их компании папы погибли на фронте. А Ильдар из сто седьмого был вообще сирота, у него на фронте все погибли, кроме тети, которая его к себе забрала. И нечего обманывать.