Николай Лукьянченко - Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков

Потоки входящих в здание и выходящих из него стекались и растекались, бесследно теряясь как внутри, так и вне этого гигантского муравейника. Целая студенческая планета, вокруг которой вращались будто бы стихийно захваченные у других миров тысячи юношей и девушек, неуследимо куда спешащие, неизвестно о чём говорящие, что думающие, что чувствующие…

Возникнув будто ниоткуда, один из этих тысяч, Олег Батурин, студент третьего курса филогического факультета, протиснулся в четырёхлопастную дверь-вертушку, что со стороны спортивного городка университета, и неожиданно для себя оказался в праздничной суете Высотки. Останавливаться в этом потоке было нельзя. В тот момент, когда Олег всё-таки остановился, сильный толчок в спину заставил его идти дальше. Толкнувший его буркнул что-то извиняющееся и скакнул вперёд. Он и сам-то, впервые познакомившись с непривычными дверями, пытался запрятать в ускорении шагов своё полное непонимание происходящего. Застывший взгляд его широко раскрытых глаз на перекошенном подобием улыбки лице говорил, что всё вокруг – это мелочи жизни. В зелёной курточке, похожий на подгоревшего кузнечика, студент исчез впереди. Батурина же подхлестнуло любопытство. Он рванулся следом и уже через мгновение знакомился с содержанием картинной галереи куртки скачущего бойца неведомого отряда. Во всю спину красным фоном играла карта СССР. Лавины самолётов, поездов, машин и кораблей рвались к голубой бездне Ледовитого океана, надо льдами которого змеилась рваная радуга северного сияния, выкристаллизовывая надпись: «Заполярье». В центре Союза, где-то в болотах Сибири, прямо под сердцем юноши кровавила солнце-печень, пронзаемая стальными клювами нефтяных вышек – орлами двадцатого века. От каждого движения юноши брызгами фонтанирующего огня металось слово «Прометей», пунктирно вырисовывая мифического Атланта, подпирающего могучими плечами льдину океана-неба. Гордо и свободно шёл студент, будто он и был Прометей, взваливший себе на плечи весь буро-красный Союз – эту махину огня и ледяной лавы.

Оступившийся на мраморной лестнице очередного подъёма студентик сконфузился. Но тут же выпрямился, чтобы остаться молодцом в глазах одной из встречных студенточек. Поставив твёрже ногу, он – недоступный, таинственный, всем своим видом говорящий, что, что бы ни случилось с ним на этой бренной земле, он – весь там, в отряде, в сказочно-нереальном мире второй половины двадцатого века – своём ССО «Прометей».

Шедший за ним Батурин, ещё разгорячённый игрой в футбол, со скепсисом рассматривал экзотические картины далёких краёв. Его вьющиеся от природы русые волосы закрутились в энергичную спортивную шевелюру. Это придавало его лицу романтическое выражение неподпадавшей ещё ни под какую гребёнку юности.

Сколько было в университете таких молодцев-студентов в ежеминутной готовности способных ловко и точно пронести свои наполненные силой и удалью тела будь-то на стадионе, в спортзале, или же в коридорах и аудиториях альма-матер! Поколение за поколением красавцев-богатырей прилетало – приходило на Ленинские (ныне снова Воробьёвы) горы, и каждый год птицей – фениксом возрождалась здесь молодость, красота и сила!

Олег Батурин с первого дня поступления в МГУ любовался ими. Да и не только любовался. Во всех своих действиях он старался походить на них. Иногда и был похож. Сегодня особенно. Ему всё удавалось на футболе. Всё в нём дышало и жило только что одержанной победой. В эти волшебные минуты ему хотелось любить всех. Праздник жизни, царящий вокруг, был, как казалось ему, и его праздник, который хотелось понять, открыв тайну происходящего вокруг, и с головой окунуться в его волшебный омут. Понять и принять!

А вокруг…

В возбуждённом потоке студентов, в шуме и говоре, как в шторме, SОSом метался голос очередного певца. Казалось, он пытался связать разделённые тысячами вёрст и веков разноликие и неизвестные друг другу миры. И происходило чудо! Призрачная нить паутинки-песни мужественной, чуточку грустной мелодией тоскующих таёжных просторов поднимала под инкрустированные потолки альма-матер, как под небеса, молодые сердца и уносила в неведомые края сопок и болот, в тайны скитаний и романтических приключений. Певец пел для всех, но каждому в отдельности казалось, что всё это о нём и для него:

Где-то багульник на сопках цветёт,

Кедры вонзаются в небо.

Кажется, будто давно меня ждёт

Край, где ни разу я не был.