Сергей Бичуцкий - Барракуда

Растерянная и уже куда более глубоко оскорблённая этим разговором, нежели поступком лейтенанта, Маша горько заплакала. И, наверное, всё можно было бы уладить и разрешить, а, главное, сберечь её невинную душу от ненависти к людям, если бы не осталась один на один со свалившимся на неё невесть откуда несчастьем. Не получив поддержки ни от соседей, ни от командования, замкнулась в себе, поэтому обида и недоверие к людям вообще, так неожиданно родившиеся в ней, окрепли и только усилились.

Отцы-командиры, понимая, что история может получить весьма трагическое продолжение, так как с уверенностью предсказать, какова будет реакция вернувшегося из похода Николая, не мог никто, приняли решение, которое, по их мнению, должно было окончательно погасить этот конфликт. Сексуально озабоченного лейтенанта отправили в командировку, а вернувшегося из плавания мужа Маши перевели на другое место службы, на Тихоокеанский флот, снабдив при этом замечательной характеристикой, как бы компенсируя тот моральный урон, который понесла его жена. Конфликт и в самом деле был сокрыт, погашен, а, по прошествии какого-то времени, и вовсе всеми забыт. Всеми, да не всеми. Люди порой и не догадываются, как их неблаговидные поступки могут отразиться на чью-то дальнейшую жизнь. Нагадили и пошли себе дальше. А что там будет с тем, кого обгадили, какая разница? Не нас же! Нет любви к ближнему, равнодушие одно, потому и творим, не ведая что. Печально это!

Ну, а Маша, действительно любившая своего мужа, и опасавшаяся, что всё могут представить совсем не так, как было на самом деле, решила ничего ему не говорить. Понимала, что, если Николай узнает обо всей этой грязи, особенно в той интерпретации, которую она услышала от замполита, то едва начавшаяся семейная жизнь может скоропостижно закончиться. Так называемое «общественное мнение» – ещё то ядовитое зелье. И Маша, осознавая все опасности предстоящей встречи с мужем, и пребывая от этого в болезненно напряжённом состоянии, с облегчением вздохнула только тогда, когда тронулся поезд, уносивший их в сторону далёкого и загадочного Тихого океана. «Хоть на Луну! – думала Маша. – Лишь бы подальше отсюда.»

Новое место службы, новые люди и более мягкий климат заживили душевные раны молодой лейтенантши, и сердечко её оттаяло, но первый горький жизненный опыт надоумил, во избежание повторения подобных происшествий, попросту отгородиться от мира. Отсутствие рядом близких людей, у которых могла бы попросить совета, сыграло свою пагубную роль, и Маша выбрала грубость и неприветливость, как естественную самозащиту. Одела на себя эту броню, не осознавая последствий, но страх потерять мужа был сильнее.

Со временем маска прижилась, превратившись в неотъемлемую часть её сущности. Находясь с мужем на людях, старалась сдерживаться, но ни на какие общественные мероприятия, а уж тем более на какие-то застолья, никогда не ходила, отпуская его одного. Все попытки жён сослуживцев мужа как-то сблизиться пресекала жестко и бесповоротно. Через какое-то время попытки прекратились и от неё отстали. Пусть себе живёт, как знает. Так и родилось её пожизненное самозаключение в одиночество. Поначалу неестественность положения, конечно, угнетала, но со временем свыклась, коротая недели и месяцы разлуки с мужем в воспоминаниях о каких-то моментах короткой совместной жизни, приукрашивая и преувеличивая их значение, вновь и вновь возвращалась к ним, пытаясь воспроизвести пережитые чувства. Очень надеялась, что с рождением ребёнка жизнь наполниться новым смыслом, и заиграет неведомыми красками, но ребёнка почему-то не было. В гарнизонном госпитале специалиста, который мог бы выяснить причину отсутствия детей не было, а тратить время долгожданного отпуска на хождение по врачам ни Маша, ни Николай не хотели, пустив это дело на самотёк. Мысль о детях долго не оставляла, но предпринять что-то конкретное так и не удосужилась. Оттягивала до тех пор, пока не стало поздно. За год до увольнения в запас Николай Петрович, дослужившийся до капитана второго ранга, получил серьёзную травму, ударившись спиной об одну из железяк, окружавших его на подводной лодке. Поначалу боль в спине была еле ощутима, поэтому не обращал на неё никакого внимания, считая, что всё пройдёт само собой, но время шло, а она только усиливалась. Принимать анальгетики приходилось всё чаще и чаще, но обращаться к врачу не хотел, подсознательно опасаясь списания на берег, а то и вовсе увольнения по состоянию здоровья (это за год-то до пенсии), потому и терпел, пока однажды, находясь на корабле, не потерял сознания. Благо в очередной поход уходили только через месяц. Обследование показало, что у него будто бы сломан позвоночник и требовалась немедленная операция. Операцию сделали в военном госпитале во Владивостоке, но первоначально поставленный диагноз оказался ошибочным, соответственно успешной её назвать было нельзя. При этом причину болезни так и не установили. Одели в корсет, в котором он так и проходил до самого увольнения. Существовавший ещё в Советском Союзе закон о том, что после увольнения со службы офицеры Вооружённых Сил и ВМФ имеют право на получение жилья в любой точке страны, исполнялся неукоснительно. Выбрали Карелию. Почему именно Карелию? Надежды получить квартиру в родном Питере были очень относительные. Желающих после окончания службы поселиться в Северной столице было предостаточно, следовательно, ожидание в очереди на получение жилья было бы неизбежно. Николай Петрович болел, и ждать было некогда. Это и была основная причина, почему выбрали Петрозаводск, где квартиру могли предоставить немедленно. Да и от Питера недалеко.