Олег Ясинский - Девиация. Часть третья «Эльдар»

Я поднялся из-за стола, подошёл к Майе сзади, обнял за плечи, поцеловал в макушку.

Дёрнула плечами, попыталась освободиться. Не отпустил.

– Всё хорошо. Я был немного не готов к такому…

– НЕ-ГО-ТОВ! – передразнила Майя. – А когда на кухне сидели – глазами ел, прямо там… Я же чувствовала!

– Там и нужно было.

– Извращенец! – огрызнулась девушка, высвобождая плечи.

Не отпустил.

Вздохнула недовольно. Маленькая, обиженная – совсем не деловая, какой её не люблю, даже, боюсь.

– Все мужики одинаковы! – сказала Майя, смирившись с объятием. – Я-то думала, что ты – романтик, поэт…

– Гениальностью и ничтожеством отмечена природа человека.

– Что?

– Булгаков.

– Который «Мастера и Маргариту» написал? Михаил Афанасьевич?

– Нет, который «Свет невечерний». Сергей Николаевич.

– Не слышала, – вздохнула Майя. – Вот ты, такой умный, а с девушками обходиться не умеешь. Почему не поцеловал тогда, в комнате. Я же боялась, лежала, как мёртвая.

– Потому, что… – ответил, чувствуя, как оживает Демон. Вот такую её люблю.

Решительно, без всегдашнего страха, следуя едва уловимому шевелению мохнатого чёрта, я разомкнул объятия, взял сидевшую девушку под мышки, поставил на ноги, повернул лицом к кухонному столу.

– Ты чего? – пискнула Майя, но не упиралась, заворожённая нахальством.

Я молчал.

Цапнул решительной рукой за шею, властно нагнул (как Алевтина говорила: упереть головой в книжную полку), закинул подол халата Майе на голову.

Стол натужно скрипнул, шатнулся. Стаканы с недопитым чаем дружно грохнулись, разлетелись брызгами ледяных осколков.

Майя была без трусов – не успела одеть после душа. Мелькнула молочно-белая попка с двумя прыщиками на левой ягодице и розово-узорным отпечатком складок халата. Открылась тонкая талия, стройная спина с родинкой меж лопаток. Совсем недавно, под кисеёй, этого не заметил – тогда было безразлично. А сейчас…

– Дурак! Я так не могу! – взвизгнула девушка, пробуя вывернуться.

Куда ей – трепетной лани – против уверенного в своём праве сатира, за которого думает окрепший, похотливо вздыбленный приап.

Продолжая насилие над Майиной личностью, движением колена раздвинул её ноги, дотронулся к недоступной (теперь – доступной!), сильно сжал в горсти, разъял, запустил пальцы в горячую глубину. Девушка вздохнула, выгнула спину, но уже не брыкалась.

– Уходи! Видеть тебя не могу! – выдохнула Майя, брезгливо вытирая попку кухонным полотенцем. Не зло сказала – смущённо.

Утёрлась, опустила халат. Не поднимая глаз, вышла из кухни. Хлопнули двери ванной, через минуту зажурчал душ.

Нужно уходить. Меня, вроде как, прогнали. И хорошо! Сейчас выяснять отношения – только порушить благость.

Тихонечко вышел в коридор, оделся, отщелкнул замок и вниз по лестнице. На душе безмятежно – как после тяжкой работы, которой боялся, не смел подступиться, однако решился, подступил и смог.

Шёл неспешно. Любовался ночным Городком, свежим, посленовогодним, ещё не утратившим очарования недавнего праздника. Спустя неделю улицами засуетятся машины, заспешат хмурые прохожие, начнётся вечная суета, и чудо нового года угаснет, растворится в буднях. А пока эти несколько дней – похмельных, вязких – можно по-детски надеяться, что желания исполняться и случиться новая жизнь – краше, радостнее: одинокие встретятся, бедные разбогатеют, а недоступная красавица снизойдет и пустит под подол.

Как допустила меня. Ах! как здорово сложилось! Жаль, что невозможно запечатлеть – Юрка не поверит. Но я ему не расскажу, не уподоблюсь Похабнику. Пусть эта маленькая победа будет лишь моей новогодней сказкой: как Снежная королева растаяла, тайна раскрылась, мужская гордость отмщена. Главное – натиск и напор, – учил Юрка. Я подтвердил эту непреложную истину.

Теперь можно расстаться с Майей под любым предлогом. Здорово, конечно, но я знал, что уйти не смогу, да и она не отпустит. Разве что обиделась за поруганную девичью честь. Вот бы, хорошо было.

Утром разбудила мама – принесла телефон из прихожей. Я бухтел, кутался в одеяло. Мама не отстала. Оказалось – звонила Майя.

– Привет, насильник, – с укором сказала девушка. Только Гном подсказал, что она не обиделась. Наоборот, опасается, как бы я чего не надумался.

– Прости, – сонно промямлил я первую глупость.

– Не прощу… – примирительно сказала Майя.

– Больше не буду, – брякнул вторую, окончательно проснулся.

– Посмотрим по твоему поведению… Ты, почему вчера ушёл?