Иван Алексеев - А и Б. Финал менипеи

– Не понятно, зачем он это сделал. Говорил, что не будем повышать, и обманул, – пожаловался на президента Алексеев кому смог, то есть супруге.

– Сам под собой сук рубит… Я совершенно согласен с тем, что пенсии входят в пакет негласных договорённостей власти с населением. Они и введены капиталистами для устойчивого управления массами, в первую очередь. Ради обещанной кормёжки в старости можно и несправедливости потерпеть, и детей не рожать, и глаза закрывать на полезный буржуям круговорот пенсионных накоплений, вплоть до банального их воровства, в чём преуспело наше Отечество. Но зачем терпеть, если условия договора меняются одной из сторон без согласия другой? И ради чего весь этот сыр-бор? Ради желаний забугорного начальства и банального бухгалтерского стремления сэкономить, сводя баланс? – всё остальное дымовая завеса. Ну, сэкономите сегодня, а сколько потеряете завтра? Да и согласятся ли люди завтра жить под такой властью?

– А им на твоё завтра плевать, – откликнулась жена. – Они сегодня живут. Сколько, ты говорил, сэкономят в год на твоей пенсии? Больше трёхсот тысяч? Неужели плохо? А я им сколько подарила?

– Умножай свою пенсию на шесть, – жене Алексеева повезло переработать всего полгода сверх старого пенсионного возраста. – Тысяч сто.

– Немного?! – женщина возмущённо взмахнула руками, всем видом показывая, что муж со своими всеведущими умниками не умеют понять самые простые вещи.

Умниками она называла толкователей жизни из Интернета, забиравших своими беседами и лекциями свободное время у её уткнувшегося в компьютер супруга.

Первое время Алексеев, как мог, пытался объяснять свой голод до новой и правдивой информации, добывать которую ему было больше неоткуда. Повторяя за учителями, что ложь многогранна, правда у каждого своя, а истина одна, он считал, что овладевает различением истины, для добычи которой требуется перелопачивать горы информации. Он говорил, что наша жизнь не так хороша, как могла бы быть, оттого, что доступные нам знания не полны, противоречивы и грешат ложными утверждениями. Что принятые на веру официальные доктрины во всех областях науки от физики до медицины и от истории до социологии замалчивают неудобные факты и альтернативные представления об устройстве мира и общества. От кого об этом узнать, как не от самодеятельных подвижников, ведомых понятному нашему сочинителю желанию достучаться до людей?

Однако все воздушные замки Алексеева, построенные на вере в высшее предназначение человека, разбивались о твёрдый аргумент, что сыт этим не будешь.

Пришлось ему согласиться с известным учёным, популяризирующим современные научные достижения в понимании механизмов функционирования и изменчивости доставшегося нам от обезьян мозга. Если цели мужского и женского мозга отличаются вследствие различий в организации их работы, то добиться от супруги признания пользы его духовных занятий ему не суждено. Что, в свою очередь, компенсируется его неумением понять всю важность для жизни приземлённых женских трудов. Важное одному кажется неважным другому, полное взаимопонимание принципиально невозможно.

Так с кем Алексееву искать истину, если с супругой не договориться, а друзья, всегда готовые поспорить и поддержать, почти все с возрастом отсеялись? – с самодеятельными заочными аналитиками. Где выискивать новую и полезную информацию? – у них же. Других помощников нет.

Всё услышанное и увиденное можно обсуждать с самим собой, как привык обходиться Алексеев. А можно плюнуть на пенсию, которой не дождаться, и вызвать для общения и закругления писательских трудов своего записного помощника.

«Здравствуй, Илья Ильич! – обратился он к Белкину. – Выходи уже из своего далёка. Пора».

БЕЛКИН: «Зачем, Иван Алексеевич, беспокоишь покойника? Договорились в четырнадцатом году: я умер. Для тебя, в том числе».

АЛЕКСЕЕВ: «Помню, друг, всё помню. Но что делать, если время идёт, жизнь меняется, а посоветоваться не с кем? Мы с тобой, Илья Ильич, расстались на том, что ты умер как писатель. Рассказал про упадок культуры, кризис литературы и моду на чтиво, отчего твои повести не находят и не найдут читателя. Но мне от них было светло. И я верил, что мы на твоём пути не одни, что нас много, и чтобы убедиться в этом, надо продолжать идти в указанном направлении. Не хочешь ты, пойду я. И пошёл… Шёл-шёл, но устал. И теперь почти согласен с тобой. А чтобы совсем согласиться, хочу спросить, не поменялось ли твоё мнение?»