Михаил Попов - Москаль

– Тут? – удивился помощник Елагина.

– Тут, – ответил Елагин.

– Это музей, – предположил Кечин. – Под открытым небом.

– Это бордель с рестораном, – уверенно возразил Дир Сергеевич. – Во, видите?! Пошло.

Все посмотрели, куда он указывал. Из толстой трубы ближайшей хаты начал выползать неуверенным джином дымок.

– Солому зажгли в печке, – сказал Рыбак, показывая свое знание народной украинской жизни.

Показался Василий и сообщил, что дело на мази, повара и официанток разбудил, полы моют, печи растапливают, «продукт» имеется, надо только подождать с полчасика. Никто не успел ничего сказать по этому поводу, из-за ожившей хаты выкатился тарантас, с парой гнедых и насильственно колоритным мужичком на облучке. Остроконечная баранья шапка, темно-синяя свитка, рубаха с вышитым воротом, огромный медный крест на цепи. Единственное, что нарушало общий колорит, – кроссовки. Но они были так перепачканы в черноземе, что потеряли право считаться спортивной обувью.

– А вот, хлопцы, прокатиться. На гумовых колах. Что за брика, что за коник, а!

– А куда тут кататься? – недоверчиво оглянулся Кечин.

– А до дубов Кочубеевских, няхай тут пока всю справу наладят.

Дир Сергеевич уже поставил ногу на пружинящую ступеньку, и вопрос ехать, не ехать, был автоматически решен.

– Я останусь, – сказал Рыбак. – Посмотрю, что и как.

Елагин пожал плечами, что теперь-то показывать старательность.

Возчика звали Охрим Тарасович. Он был, кажется, чуть навеселе, но в полном профессиональном порядке. И играл сразу две роли: колоритного кучера и продвинутого экскурсовода. С легкостью переходил из одного качества в другое. Только что сыпал смачными украинскими прибаутками, а вот уже пошли научные факты и цифры из биографии Николая Васильевича. Дорога против ожиданий оказалась и не дальней, и вполне приличной. «Брику» валяло на проселочных волнах, но не слишком, а лишь настолько, чтобы побудить к разудалому пению. И Дир Сергеевич дал себя укачать. Заголосил немелодично, но с упоением:

Охрим Тарасович весело его поправил, насчет ого, что не «жнецы», а «жинцы». В том смысле, что женщины, жинки.

– А не чоловики, да? – показал свою осведомленность московский гость.

– Ага, – отвечал беззаботный экскурсовод. И поведал историю, что любая компания, что направляется к дубам, обязательно заводит эту песню и почти всегда поют неправильно. Так что необходимость поправлять поющих можно отдельным пунктом внести в трудовой договор.

Дир Сергеевич, очевидно, рассчитывавший поразить аборигена широтой своих музыкальных познаний и одновременно всемирной отзывчивостью московской натуры, тихо обиделся и мстительно заорал:

Бурда, самозабвенно подпевавший, следивший лишь за тем, чтобы ни в коем случае не перекричать шефа, и уныло гудевший Кечин, смешались на последней фразе. Дир Сергеевич на них не обратил никакого внимания, а лишь бодро поинтересовался у возницы, что же он теперь, экскурсоводная его душа, ничего не поправляет.

– А эт-та на ваше удовольствие, пан-барин! Спивайте, лишь бы в радисть! – присвистнул Охрим Тарасович и искусно крутнул в воздухе своим живым кнутом.

– В радисть, – вдруг нахмурился «наследник». – Послушай, любезный, а когда нам подадут на твоем борту прохладительные напитки?

– Да незамедлительно, – Охрим Тарасович полез куда-то под ноги и артистически вытащил бутылку самогона, заткнутую пробкой из сахарного бурака.

Дир Сергеевич искренне восхитился. Вырвал пробку зубами, как это делали бандиты в фильмах про Гражданскую, и вытянул руку с бутылкой в центр «купе».

– Кто первый?

– Это вы хотите Дир Сергеевич, чтобы мы проверили, не отравлена ли? – спросил Елагин.

– Дурак, – досадливо сказал шеф и отхлебнул сам. И застыл с открытой пастью и перекошеной физиономией. Поганая бородка точала в сторону. С нижней губы падали длинные капли.

– Что, все-таки отравлена? – с надеждой в голосе спросил майор.

– Это номер першая, – крикнул с облучка Охрим Тарасович на смешанном кучерско-экскурсоводческом диалекте. – Вы отрыгните, и она уляжется и станет тильки греть. А вот и они.

Дубы.

Три гиганта. Под двумя громко веселятся две компании, на разумно предусмотренных скамейках.