Array Сборник - Самому себе не лгите. Том 1

В дверь постучали еще раз. Вполне деликатно, пьяный человек стучит иначе.

– Кто там? – сухим, металлическим голосом спросил Дима.

– Откройте, откройте же скорей! – раздался за дверью нетерпеливый женский голос.

У Димы не было ни любовных, ни деловых знакомств с противоположным полом, поэтому никакая дама не могла прийти к нему в столь поздний час.

И тем не менее…

– Простите, я сейчас! – Дима бросился искать ключ (дверь к ночи он предусмотрительно запер), но услышал за спиной:

– Спасибо, не ищите. Я уже вошла.

Сочинитель вздрогнул и обернулся на голос. Действительно, метрах в трех от него перед закрытой на ключ входной дверью стояла красивая молодая женщина и перебирала в ладонях старенькую мятую тетрадь.

– Вы закончили повесть, – сказала она и присела на край кровати – Так вот я пришла слушать.

Заметив нерешительность Дмитрия, незнакомка добавила:

– У вас есть чай? Дайте мне чаю!

– Да-да, конечно… – Дима схватил электрический чайник и собрался бежать на кухню за водой, как вновь услышал нечто неожиданное:

– Ах, не надо, я уже пила.

Он сверкнул глазами, присел на другой край кровати и сухо сказал:

– Я вас слушаю.

– Нет, это я вас слушаю, гражданин писатель! Вы что, не догоняете, кто к вам пришел?

Дима нахмурился.

– Что вы мне голову моро… Стоп! – он вжался в спинку кровати. – Кажется, догнал… В-вы моя… Муза?

Гостья посмотрела на Диму с холодным безразличием. Так смотрит титулованная леди, пресыщенная светскими раутами и любовными признаниями мужчин.

– Ваша?!. Ха, да вы – самодовольный индюк! – предполагаемая Муза повела плечиком. – Радуйтесь, господин Замарашкин, что я здесь… С вас должно быть и того довольно.

Дима ощутил, как по его позвоночнику пробежал леденящий сгусток негодования. Мелкой дробью застучали зубы. «И это Муза?..»

Он уже приготовился выставить грубиянку за дверь, но молодая женщина вдруг изменилась в лице и с приторной улыбкой сказала:

– Ну, что же вы молчите? Читайте, читайте, наконец!

Дима взял себя в руки, сгреб со стола рукопись и приготовился читать.

Однако Муза вновь перебила его намерение.

– Кого вы мне напоминаете, юноша? – Она кулачком поджала подбородок и призадумалась.

– Так мне читать? – спросил Дима, смущенный задумчивостью гостьи.

– Не надо. Всё, что вы написали, я уже читала, – отмахнулась Муза, – и всё-таки, кого вы мне напоминаете?.. Не понимаю, у меня же идеальная память!..

Она открыла свою мятую тетрадку и стала просматривать какой-то список:

– Так, Рембо… нет, не то. Северянин, хм-м, Северянин?.. Ну какой вы Северянин! – Муза вскользь глянула на Диму. – Ладно, смотрим дальше: Ново-Переделкино. Ага, улица Приречная… дом не разберу, кажется, семь…

– Это адрес нашего общежития, – подтвердил Дима.

– Ничего не знаю, у меня свои данные, – ответила Муза, не отрывая глаз от списка, – Буха… стерто, не разберу. Буха-лен… ков! Да-да, Дмитрий Бухаленков. Это то, что я искала! Вот что я вам скажу, юный сочинитель: прочитайте-ка вы для начала пару рассказов Димы Бухаленкова. То-то вам будет польза! Слог, ритмика, а образы какие! А ваши, простите, сочинительства – это же тотальный плагиат! Короче, читайте Диму, а я как-нибудь еще загляну. Не провожайте…

Гостья встала и направилась к запертой двери.

– Стойте! – одними губами, как рыба, прошелестел Дима. – Бухаленков Дмитрий – это я…

Муза остановилась.

– Что вы сказали, мой юный врунишка?.. Вы хоть потрудитесь тексты сравнить!

Дима тупо повторил:

– Дмитрий Бухаленков – это я!

P.S. Разговор, невольными свидетелями которого мы с вами только что стали, случился на улице Приречной весьма давно. В те годы бульдозеры еще не ровняли под застройку живописные подмосковные слободки. И общежитие, ютившееся в помещении маленькой дореволюционной фабрики, лет пять после описанной встречи еще укрывало от непогоды ответственных работников МосГорЛита.

Дмитрий Бухаленков стал известным писателем. А Муза (ну бывает же такое!) нашла ошибку в своих записях. Как только не оправдывалась бедная служительница литературы перед Димой за свою «приреченскую» неловкость!..

Тот улыбался в ответ и успокаивал бедняжку:

– Ну, стоит ли Вера Павловна (он звал ее Верой Павловной) так убиваться по пустякам!

– Ничего себе, пустяки! Гения проглядела! Пора на покой. Стара я стала, не та уже…

– Э-э-э, Вера Павловна, полно вам наговаривать! Вас время не берет. Любой из нас побежит за вами вслед, лишь пальчиком поманите!