Array Сборник - Самому себе не лгите. Том 2

Весной тридцать девятого года волна репрессий поутихла, но строители социализма вели себя с прежней настороженностью. Медведев по привычке продолжал разыгрывать роль разлагающейся личности, хотя порой и сам не мог понять, по-прежнему ли он существует в двух ипостасях или уже безнадежно покатился вниз по наклонной плоскости. Он подозревал, что больше никогда не предстанет перед людьми в своей прежней сущности, сформировавшейся под воздействием пройденной большой школы управления, что затеянная им показуха оказала слишком пагубное влияние на его психику, мораль, и к прошлому уже не виделось возврата. И действительно, начался неуклонный спуск по служебной лестнице, по которой он когда-то упорно взбирался наверх. Алексей Михайлович все чаще ловил себя на мысли о том, что безалаберное и беспечное существование вполне устраивает его, что он внутренне смирился с ролью опустившегося человека и даже находил в ней определенные преимущества.

Но беда не приходит одна. С «гнусными замашками пьяницы и юбочника» не смирилась осмелевшая Пелагея, обратившаяся с разоблачительным заявлением в партком Пролеткульта, когда Медведев работал директором городского парка культуры и отдыха. В пространном заявлении она вывела на чистую воду «клоуна с перьями», который «наклюкавшись, гоняется в парке за фифочками». Свидетельские показания «благоверных» всегда расценивались парткомами как неопровержимый момент истины и служили надежным фактором упрочения нравственных начал советского общества. За непристойное увлечение «пережитками буржуазного прошлого» Медведев был исключен из партии и отстранен от работы на ответственном участке идеологического фронта.

Едва бедолага, лишившийся партийного билета, устроился на скромную должность заведующего складским хозяйством при Управлении рабочего снабжения, как грянула самая кровопролитная в истории человечества война. Алексей Михайлович, патриотические чувства которого в связи с последними событиями оказались сильно подорванными, в ответственный исторический момент беспокоился не столько о защите Отечества, сколько о спасении своей никчемной жизни. Чтобы не попасть на фронт, ему – уже не надо было занимать опыта. Во вверенном складском хозяйстве он устроил недостачу материальных ценностей, за что и поплатился спасительным от воинского призыва тюремным заключением. С окончанием войны Медведев вернулся в дом родной. Пелагея Никаноровна сумела сохранить домашнее хозяйство и в трудные военные годы поставить на ноги ребятишек, уже троих. Но покинули бренный мир кот Мэлс и пес Беня, которые когда-то вывели хозяина на путь борьбы за выживание на земле.

Пути-дороги с дружком детства, Алешкой Косыгиным, так и не сошлись более. Чем круче поднимался один из них, тем безнадежнее опускался другой. В конце пятидесятых Косыгин был назначен председателем Госплана, тогда как Медведев в последние годы жизни зарабатывал кладкой печей в частных домах, в чем достиг большого совершенства. Между тем у Алексея Николаевича Косыгина дела складывались не так блестяще, как казалось со стороны, а можно сказать, хуже некуда, и все потому, что он жил и работал ради процветания страны, тогда как партийная верхушка списала в утиль его экономические реформы. Еще Сталин готовил Косыгина, проявившего в военные годы яркий организаторский талант, на пост Премьера и в первый послевоенный год назначил его заместителем председателя Совмина СССР. Вождь называл его арифмометром за способность умножать в уме двух-, трехзначные числа, да был бы ум. В 1964 году Косыгин возглавил правительство и приступил к реформе народного хозяйства, в результате которой восьмая пятилетка была названа золотой, с удвоением национального дохода. Но это был последний успех социализма. Члены Политбюро, не желая расставаться с реальной властью, указали реформатору на свое место и вернулись к практике жесткого централизма. С работы его не сняли, поскольку был незаменим. Государственник до мозга костей, Косыгин тяжело переживал переход экономики к «застою», его организм не выдержал испытаний «прокрустовым ложем» партийного самовластия.

Оба умерли в один год. Один из них, Алексей Николаевич Косыгин, выдающийся государственный деятель советской эпохи и жертва партократического засилья, похоронен с почестями у кремлевской стены. Его незадачливый тезка, Алексей Михайлович, оказавшийся оригинальной жертвой сталинских репрессий, был предан земле на скромном кладбище, с которого открывался широкий вид на реку, неторопливо несущую воды вдоль кладбищенской возвышенности. Оба, впрочем, уже не в состоянии были отдать должное помпезности последнего ритуала или посетовать на его скудость. Оба взяли от жизни то, что хотели, и отдали ей то, что могли.