Array Сборник - Пушкин жив

Как и все дети, маленькой девочкой я любила сказки. Едва научившись читать, погружалась в удивительные приключения князя Гвидона, меня увлекал за собой Золотой петушок, завораживали и Кот учёный, и ступа с Бабою-Ягой. Я не задумывалась об авторе и не знала тогда, что Он – наш великий поэт. Эти книги были моими друзьями.

Пушкин приходит в жизнь каждого из нас с раннего детства – вернее, не приходит, он находится в нашей жизни, как родной и близкий человек, например, бабушка. Ведь ребёнок ещё не осознаёт, кто такая бабушка, откуда. Просто знает, что она всегда рядом.

Взрослея, человек в любой жизненной ситуации встречается с Пушкиным, и это действительно так.

Ведь только настоящий друг может глубоко понять душевные переживания влюблённой девушки:

А какой женщине и поныне не хочется слышать сердечные признания —

Сокровенные для меня обращения «любезная калмычка» и «друг степей калмык» – это национальная гордость нашего народа и взаимная любовь к Александру Сергеевичу. Народ в целом, каждая семья и отдельный человек в Калмыкии горячо любят Пушкина. В нашей республике трудно найти поэта, который не откликнулся бы собственными стихами на пушкинские «калмыцкие нежности».

Думая о Пушкине, непременно хочется признаться ему в любви и поблагодарить:

Говорят, что у каждого человека и у каждого поколения свой Пушкин.

Вот как вспоминал русский писатель Иван Бунин о гении Пушкина, который был для него кумиром, ориентиром в творчестве и символом России:

«„Каково было вообще его воздействие на вас?“ Да как же это учесть, как рассказать? Когда он вошёл в меня, когда я узнал и полюбил его? Но когда вошла в меня Россия? Когда я узнал и полюбил её небо, воздух, солнце, родных, близких? Ведь он со мной – и так особенно – с самого начала моей жизни. Имя его я слышал с младенчества, узнал его не от учителя, не в школе: в той среде, из которой я вышел, тогда говорили о нём, повторяли его стихи постоянно. Говорили и у нас, – отец, мать, братья. И вот одно из самых ранних моих воспоминаний: медлительное, по-старинному несколько манерное, томное и ласковое чтение матушки: „У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…“, „Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной…“

В необыкновенном обожании Пушкина прошла вся её молодость, – её и её сверстниц. Они тайком переписывали в свои заветные тетрадки „Руслана и Людмилу“, и она читала мне наизусть целые страницы оттуда, а её самоё звали Людмилой ( Людмилой Александровной ) , и я смешивал её, молодую, – то есть воображаемую молодую, – с Людмилой из Пушкина. Ничего для моих детских, отроческих мечтаний не могло быть прекрасней, поэтичней её молодости и того мира, где росла она, где в усадьбах было столько чудесных альбомов с пушкинскими стихами, и как же было не обожать и мне Пушкина и обожать не просто, как поэта, а как бы ещё и своего, нашего?»

И дальше: «А потом – первые блаженные дни юношества, первые любовные и поэтические мечты, первые сознательные восторги от чтения тех очаровательных томиков, которые я брал ведь не из „публичной библиотеки“, а из дедовских шкапов и среди которых надо всем царили – „Сочинения А. Пушкина“. И вся моя молодость прошла с ним» [3] И. Бунин. «Думая о Пушкине». .

И всё же не даёт мне покоя вопрос: «А где он, мой Пушкин? Где его душевные откровения, такие близкие и родные, мои?»

О чудо! Среди его бесчисленных прекрасных, завораживающих строк я нашла:

Только сейчас становится понятно, почему часто приходят мне на ум эти строки. Они – мои.