Роман Сидоркин - Морфо

– Что же? – действительно спросил Бекхан.

– Про то, как вы разбирались с геями в Чечне.

Собеседник слегка пожал плечами.

– Такая решительность нам понадобится в будущем. Но пока надо действовать хотя бы в рамках правового поля, а потом уже посмотрим. Мы – члены коллегиального органа, – Николай сделал многозначительную паузу – поэтому нам нужна поддержка друг друга.

– Что ты предлагаешь?

От раздражения Николай сжал челюсти. Тот обратился к нему на «ты» в очередной раз, но так естественно, что это сложно было расценивать как оскорбление. Николай расценил это как некий акт дружбы со стороны восточного человека, но оставил в своём мозгу этот пунктик. Надо будет получше его узнать. Неуважения к себе он не потерпит.

– В ближайшее время мои помощники подготовят законопроект, который введёт в России полный запрет на публичное упоминание ЛГБТ-активности, а также использование их символики. До этого запреты действовали ограниченно, а нам нужно добиться полной маргинализации этой темы, чтобы общество поняло: либеральная эпоха в России закончилась – теперь управляют традиционалисты, руководствуясь принципами, дарованными нам Господом, чтобы жить как люди, а не как дикари.

– Ваша конституция не даёт ввести полный запрет.

Николай пропустил мимо ушей это «ваша».

– Конституция подлежит трактовке. Нам нужна большая общественная волна, чтобы расшевелить всех, включая Конституционный суд. Эти старые трусы пропустят всё, если почувствуют силу. В них живёт ещё советская привычка следовать «генеральной линии», они с удовольствием забудут и о своём статусе, и о неприкосновенности, если на них чуть поднадавить. Уже сейчас действуют некоторые законы, нарушающие конституцию, но они их не отменяют, хотя к ним обращались с исками. Да если они даже отменят наш закон, это ни на что не повлияет – прецеденты уже есть, КС – мёртвый орган. Прошлые запреты касались защиты детей, теперь, я думаю, общество готово к следующему шагу – полному запрету всей этой мерзости. Мне нужно, чтобы вы публично поддержали этот законопроект в Совете Федерации. Я выдвину его, но нужна ещё группа сенаторов, которые сразу выскажутся «за», чтобы заставить остальных не думать. Частью меня поддержат приверженцы православия, но голос национального меньшинства, желающего сохранить свой традиционный уклад, станет очень весомым аргументом. В России сейчас очень любят традиционно настроенные нацменьшинства, – Николай всё-таки не выдержал, чтобы не подпустить ему шпильку за «вашу конституцию».

– Я поддержу. Считаю, стране нужен оздоровительный душ, чтобы наконец прийти к истинному Богу, который ниспослал нам столь благодатную землю.

Николай выходил за ворота жилого комплекса. Он сам не знал почему, но чувствовал себя очень униженно. Тот как-то так строил диалог, что, не говоря ничего унизительного прямо, всячески подчёркивал превосходство даже в мелких деталях. К примеру, какого бога он называл истинным? Николай знал, что он мусульманин, поэтому ответ на этот вопрос вызывал в нём понятные чувства: Бекхан говорил так, словно вопрос об исламизации России – это лишь вопрос времени. Конечно, такая риторика его бесила, но он не был готов отвечать столь же искусно, потому что привык действовать прямо.

Ничего, он учтёт это в будущем.

Вечером, когда он вернулся домой, его встретила красавица-жена. Она была ослепительно и в то же время по-домашнему одета – близость постели сквозила сквозь каждую деталь её наряда.

– Дети уже спят, – сказала она – кто-то чересчур увлёкся работой и давно не обращал внимания на жену.

Николай немного нахмурился – он не хотел делать этого сейчас. В голове столько всего, а она опять о своём.

На столе был лёгкий ужин. Он знал, что она специально приготовила его таким: он часто использовал наполенный желудок как повод уклониться от супружеской обязанности.

Жена сама открыла бутылку вина и налила ему полбокала. Николай чувствовал, что сегодня уклониться никак не получится, поэтому старался собраться, выбрасывал все мысли, чтобы остаться только с ней.

– Ох уж эти животные инстинкты, – пробормотал он шутливо.

Но внутри он понимал, что, если бы не её настойчивость, он бы предпочёл сон.

Когда супруга залезла на кровать и оттопырила зад, наполовину обнажив ягодицы, он испытал привычное раздражение. Её поведение казалось ему глупым, но что хуже того – неестественным. Оно не находило реального отклика у него внутри, поэтому Николаю казалось, что она прикидывается и делает это очень неумело. В каком-то смысле ему казалось, что она так себя унижает. Он привычно выдавил единственную доступную гримасу: кривую улыбку, которая сохранялась вне зависимости от того, на каком этапе близости они находились.