Я не мог боле на всё это смотреть, мои глаза устали от всего этого, неужели, когда-нибудь, таким зверем стану и я? Уткнувшись головой в грудь Волка я закрыл глаза. Через мгновенье в лес снова вернулась та первозданная тишина, слышался разговор братков, звук открываемых бутылок. Мне хотелось открыть глаза, но страх, боязнь увидеть страшную картину, не давал сил мне это сделать. Вдруг меня кто-то позвал:
– Малый!
Я волей-неволей оторвался от груди Волка, взглянул в его грустные, почти никогда неулыбающиеся глаза, притягивающие к себе незаметной энергией и добротой, скорее душевной, чем той, которую никто не привык видеть в реальной жизни. Мне показалось, что они, глаза, мне улыбнулись.
Я повернулся в ту сторону, откуда слышал оклик, на земле лежала какая-то бесформенная масса, еще недавно называемая человек! Стало не по себе. Кровь! Кровь обагряла всё вокруг, лицо, если это месиво из крови и мяса, еще можно было так назвать. Кровь, смешанная с землёю, кровь.
На ватных, отяжелевших от увиденного, ногах я подошёл к звавшему меня. Сурик, так его звали, имени я не знал, да и не хотел знать. Сурик протянул мне батон густо намазанный красной икоркой.
– Ешь браток!
– Благодарю! – сдавленым и робким, пытавшимся бодриться, голосом произнёс я в ответ.
– Не боись, Малыш! Всё самое страшное ещё впереди. – сказал кто-то из толпы и залился, диким громким и не по месту и ситуации, смехом.
Почему же Волк тогда смолчал, почему же не вставил своё веское слово, ведь он понимал, что это место не для меня, ни для моего юного возраста, почему? Это ни первое и ни последнее почему…
Толпа братков, изрядно уже подхмелевших, пила горькую водку, обмывая неизвестно что, то ли удачное избиение, то ли повод размять ноги.
Многие курили, выпуская облака сизого дыма в воздух. Закурил и я.
* * *
Почему-то именно сейчас вспомнилась смерть Волка. То событие, которое без спросу врезалось в память и всплывало каждый раз, не спрашивая разрешения…
* * *
Кто-то подошёл к уже казалось умирающему телу и попытался его усадить, но он, скорее оно (тело) постоянно падало в грязь, на которой отпечатались протекторы шин и каблуки туфель. Наконец-то удалось, на лице братка взыграла улыбка, получилось! И тогда я узнал его, Сизый, он почему-то всегда больше других переживал, воспринимал всё как-то ближе к сердцу.
Я стоял, курил, оглядывал толпу «своих», изредка переводя взгляд туда; туда, где сидел он, казалось ему всё было безразлично. Я посмотрел на Волка, наши взгляды встретились, он подозвал меня, я медленно не спеша подошёл.
Сурик протянул мне бут густо намазанный икоркой и гранёник на половину наполненный водкой. Я взял бутик, а от водки отказался. Несколько тупых и неодобрительных взглядов метнулось в мою сторону, Санёк положил руку мне на плечо, а другой взял стакан из рук Сурика и поднёс мне. Я стряхнул руку с плеча и подошёл к накрытому на земле столу, взял непочатую бутылку водки, со скрежетом отвернул пробку и поднёс бутылку к губам. Жадными глотками я глотал мерзкую и обжигающую жидкость, выпив с треть я передал бутылку Сурику. Некоторые из братков заулыбались и снова принялись за приостановленный разговор.
Почему-то алкоголь не брал, быть может, из-за перенесенного и увиденного. Время тянулось медленно и скучно, на жертву боле никто не обращал внимания, каждый был занят своим делом, кто-то разводил меж собою трёп, другие пили, курили, молчали, словно задумываясь о своём будущем, некоторые же пошли побродить по лесу. Я стоял и курил, тоже думал, о чём, уж и не вспомнить.
– Малый! – услышал я голос, резко прервавший мои мысли, голос чуть с хрипотцой, как будто простуженный.
– Чего тебе, Сиплый? – со взрослой, не по годам наглостью, огрызнулся я.
Я не боялся этого щуплого «старичка» 30 – 35 лет от роду, со шрамом через всё лицо. Говорили, что примерно в мои годы, его полоснули по лицу заточкой «беспредельщики». Не известно, то ли это событие, то ли что-то другое сыграло роль в жестокости характера и мыслей этого человека.
* * *
Пусть говорят, что бандюги народ некультурный, без совести и человеческого достоинства, увы, но не всегда это так, бывает и мата не услышишь из их уст, да и воровской сленг, жаргон не всегда. Нормальные люди, некоторые культурные и с образованием, только бандиты. За поясами у многих были «заточки» и ножи, у кого-то стволы. Я и сам когда-то в руках держал «калаш», не стрелял, не дали. Как сейчас помню, я тогда малость, если это так можно назвать, был подшофе. Волк тогда очень сильно на меня разозлился, я вспоминаю его слова до сих пор:
Читать дальше