Максим Стрельцов - Человек, который открывал окна

– Сколько детей в семье?

– Трое: я, старший брат и младшая сестра. С нами еще какое-то время жила бабушка, пока не умерла. – На этих словах взгляд Марка словно потух. – Дом был большой, всего хватало, так что детство было счастливое.

– А как же ссоры с родителями?

– У всех они были. Это нормально.

– Да, но я спрашиваю не обо всех, а конкретно о вас.

– А что обо мне… Ругали, когда получал плохие отметки в школе, наказывали, если набедокурю дома или опять же в школе.

– Как наказывали?

– Когда был совсем маленьким, в угол ставили. Как стал постарше, отправляли на чердак без телефона и компьютера. Своеобразный арест. Отец сам по молодости полгода в заключении провел и меня тоже наказывал такой домашней тюрьмой. «Подумай над своим поведением», – любил он приговаривать. На чердаке одна комнатка была, что-то вроде чулана. Потолок низкий, никаких окон, только узкая дверь и одинокая тусклая лампочка. Там было хуже всего. Ни одного просвета, ни одной даже маленькой щелочки. Только запертая дверь. Меня держали там по два – три часа за какую-нибудь пустяковую провинность.

Елена заметила, как Марк стал прерывисто дышать во время рассказа, как его глаза забегали из угла в угол, как чуть подрагивала нижняя губа.

– А как вас награждали за достижения? – Лукьяненко попыталась подвести пациента к более приятным воспоминаниям.

– Обычно сладостями какими-нибудь или игрушками. Баловала больше бабушка. Она очень меня любила. Никогда не ругала, даже если я действительно напортачил. Когда я родился, у бабушки несчастье случилось – дом сгорел. Вот она и переехала к нам. Старший брат уже в школу ходил, после школы – на секцию, так что весь день занят. Мама с папой с утра до вечера на работе. Вот бабушка со мной и нянчилась. Я ей как родной сын был. А она для меня была, пожалуй, даже ближе, чем мать с отцом. В чем бы я ни провинился, во что бы ни вляпался, она всегда была на моей стороне, всегда защищала.

– Сколько вам было лет, Марк, когда она умерла?

– Пятнадцать… Хотя нет, полных лет только четырнадцать.

– Это был первый раз, когда вы столкнулись со смертью?

– Да, – тихо ответил Разладин.

– Что вы почувствовали? – с участием спросила Елена.

– Что я почувствовал… Хм, – Марк поджал губы. – Знаете, а ведь именно тогда я, наверное, последний раз по-настоящему плакал. Прямо рыдал. Еще и родители подливали масла в огонь. Последние годы отношения у них с бабушкой были не самыми теплыми. Тесно стало в доме. Бабушка была им явной обузой. Когда она скончалась, казалось, кроме меня о ней никто и не горевал. Открытого пренебрежения, конечно, тоже никто не выказывал, но я уже был в том возрасте, когда мог замечать в людях равнодушие. Похоронили ее тихо и скромно, без церемоний, без поминок. Я даже не знаю, где ее могила. Будто бы был человек – и просто исчез.

– Как изменились ваши взаимоотношения с родителями после смерти бабушки?

– Как ни странно, улучшились. Исчез какой-либо негатив в мой адрес и в адрес брата с сестрой. Словно по мановению волшебной палочки. Не знаю, почему так произошло. Другими людьми родители, конечно, не стали, но начали более трепетно к нам относиться. Особенно мама. Бабушка ведь по ее линии была. Думаю, со временем она тоже осознала потерю. Но было уже поздно. Наши отношения с родителями вскоре сошли на нет. Я уехал учиться, потом устроился на работу. Поначалу мы старались поддерживать общение, но с каждым годом неизбежно отдалялись друг от друга.

– До такой степени, что теперь даже не хотите рассказать родителям о болезни?

Разладин пожал плечами.

– Послушайте, Марк, – продолжила Елена, – не держите зла на родителей. Не вините их. Если остались в вашем сердце какие-то обиды, то сейчас самое время их отпустить и дать родителям второй шанс. В конце концов, все мы его заслуживаем. Расскажите им о диагнозе. Позвоните матери и сообщите ей о болезни. Попытайтесь простить, Марк. Используйте эту возможность исправить ошибки прошлого.

– Я подумаю над вашим предложением, – сухо ответил Разладин, вставая с кресла.

Он медленно надел пальто, повязал на шею шарф и уже у двери повернулся в пол-оборота к Лукьяненко.

– Спасибо вам, Елена Дмитриевна. – Марк вздохнул, расправив плечи.

– За что? – психолог приподнялась в кресле.

– Не знаю, – замялся Разладин и опустил взгляд в пол. – За понимание. За наши беседы. Такое чувство, что вы единственный человек, с которым я могу… Словно мы говорим на одном языке в чужой стране. Понимаете меня?