Валерий Петков: Бегал заяц по болоту…

– Наверное, перелом шейки бедра.

– Вот зачем ты это говоришь! – закричал Сергей. – Ты что – не понимаешь? Мысль материальна, а уж слово-то – тем более! Это же так ясно!

– Я что – пацан! – закричал Виталий. – Ничего не видел в жизни, не понимаю, что ли, ничего! Я столько всего насмотрелся в разных передрягах… походах!

Секретарь Марина, она же нормировщик, и дизайнер, он же админ, Миша, молча уткнулись в дисплеи, спрятались за свои бюро, пережидая бурю.

Виталий выбежал, повёз Николаича в травмпункт. Вернулся злой и обескураженный:

– Сделали рентген. Перелом шейки бедра.

– Ну, правильно! Ты это озвучил, ты этого хотел, и нате – получите! – сказал Сергей.

– Да при чём тут это! Аюрведы твои опять дурацкие. Или как они там. Психолог хренов.

– Никакой я не психолог! Не надо ситуацию тащить на себя! Попросил? Вот и пожалуйста – получили! – развёл руками Сергей.

Виталий вновь уехал в больницу, уговаривать на срочную операцию. Вернулся в конце дня, сидел, сжавшись от отчаянья в комок, с горестным лицом, ждал, когда кольцевая дорога хоть немного разгрузится.

– Ладно, пошли, – встал, ушёл к машине. Сергей закрыл офис. Они молча довезли до электрички Марину, распростились.

– А где Миша? – неожиданно спросил Виталий.

– Он же днём у вас отпросился. Отравился пиццей. Пошёл лечиться.

– Не понос, так золотуха! Извини, Марина, забыл, что ты здесь.

Виталий выехал на трассу. Она была почти пустой. Ехали молча.

– Что там с Николаичем, подробности какие? – спросил Сергей.

– Ну какие могут быть подробности в этой стране? Медицина хвалёная! Через две недели только по плану операцию собирались делать. Говорю, а пораньше если? Буркалами в очках фирменных так это повращал, скалькулировал чего-то, и говорит – восемьдесят семь тысяч. Короче – вернулся в контору, достал из зарплаты девяносто и дал ему. Сегодня у нас что?

– Понедельник.

– Вот! В четверг будут делать операцию, вставлять болты. Хромированные.

Движение после поворота на Бутово оживилось, машины, соскучившись по скорости, побежали быстрее. Каким-то чудом не притёрлись к затрапезного вида «девятке», ворсистой от грязи.

– Ну куда ты лезешь, мудило! – неожиданно заорал Виталий, – Хоть бы поворотник включил! Я тя счас отожму, блин, поучу! Если тебя раньше не научили! Чуркистан грёбаный!

– Ты это кому кричишь? Мне? И чему ты его научишь? – спросил Сергей. – Тому мужику лет сорок! Его уже поздно чему-нибудь учить. – И продолжил с полуулыбкой: – Если его папа с мамой, школа и семья ничему не научили.

– Ненавижу это московское разнузданное… наглое… хищное хамство! И что я теперь – должен всё это терпеть, прощать?

– Ну зачем же? Не обращай внимания. Он не достоин. Твоих нервов, здоровья. Зачем ты эти сокровища бесценные на какого-то сквозного козла расходуешь почём зря? К тому же, какой он москвич? Заезжий южанин, мелкий лавочник.

– Всё равно, хоть три минуты, а пусть себя мудаком почувствует!

– Да ничего он не почувствует, зря ты упираешься!

– Я козлу дал понять, что он козёл. Всё! – Виталий стукнул руками по рулю.

– И с медициной тоже – что ты, Америку открыл? Тебя так удивило, что он деньги взял? Думаешь, что-то изменилось с прошлого века? В советское время надо было бабушке жены срочно ампутацию делать. Тёща помчалась к себе на Псковщину, в Скобаристан солнечный. Суббота – ничего не знаем, говорит районный главврач. Она ему двадцатипятку сунула в карман халата, и через два часа сделали. Это тогда-то вообще об этом пугались думать, не то что сейчас – разнузданность всеобщая и бабло! – завёлся Сергей, но замолчал резко, понял, что поддался на провокацию, громкое возмущение Виталия.

И продолжил уже мысленно, чтобы не обидеть Виталия:

– А Москва попросту мстит тебе… Отвечает на твою ненависть к ней. Отторгает тебя. Москва сломала тебя! Посмотри на себя! Ты же неврастеник. Рассеянный… И это тоже – расплата. И неумеренная выпивка каждый вечер… Ну, а ты, Серёжа, глянь на себя. Ты-то – со светлым лицом смотришь в радостное завтра? Полон сил, созидательных идей и творческих замыслов? И почти не осталось зубов. И скажи спасибо этому человеку рядом. Три года ты худо-бедно сводишь концы с концами, отсылаешь жене. Нет долгов… Какое это счастье, когда нет долгов! Стоп! Но я внутренне свободен! Может быть, именно потому, что Виталий платит мне и это главная часть моей свободы? Нет! Не только. Я изначально хочу быть свободным. И буду. А в нём слишком много комплексов. Их породила именно Москва, весь этот уклад, сумасшедшая жизнь. И она разрушает его изнутри, его бизнес, планы. Она победила. Равнодушно раздавила и покатила дальше. И Виталий, талантливый технарь, от бессилия превратился в болезненно нетерпимого, взрывоопасного и непредсказуемого человека, не умеющего выслушать, временами лишённого выдержки, мгновенно переходящего на крик, истерику. И тотчас же успокаивающегося, словно и не было только что этого ослепляющего смерча. Почему я так думаю и позволяю себе думать именно так? Я ещё не сломался за три года. Многое воспринимаю обострённо… И всё-таки мне – легче. Но ведь я для чего-то оказался здесь. Именно сейчас, в этой конкретной ситуации, не выдуманной, а суровой и жёсткой. Чтобы решить какую-то задачу? Помочь Виталию, да и на себя по-другому взглянуть.