Константин Стерликов - Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1

– Всего Вам доброго, Иван Павлович… и спасибо за беседу!

– Вам спасибо, разъяснили, что и как, приму на вооружение. До встречи!

– Может быть очень скорой, – прощается полковник, с едва заметными нотками грусти в голосе.

Дав сирену, неистово взбивая воду в пену, к обросшему морской травой пирсу, причаливает бронированный катер. Матросы готовятся бросать швартовые концы. Ягунов еще раз бросает взгляд в след удаляющемуся комиссару. Что-то происходит , что-то выходящее за рамки привычного хода событий. Приближается нечто, подобное небывалому темному Урагану, который остановить, возможно, некому не под силу. И это чувствует теперь не только он один…

В кабинете представителя Верховной Ставки армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса, царит особенная необычная атмосфера, несмотря на высокий пост все по военному аскетично, но вместе с тем и тихо и уютно… Комната напоминает больше монашескую келью, оборудованную только для напряженной работы – ничего лишнего, никаких символов власти, вычурных регалий и намеков на положение одного из первых лиц страны и любимца самого товарища Сталина – никаких роскошеств, только то, что необходимо для дела. Он всегда отличался тем, что жил и служил в крайне суровых условиях, мог спать в солдатской землянке или вообще на голой земле, укрывшись шинелью и прекрасно себя чувствовать. Комиссар работал в интенсивном если не сказать бешенном темпе, как летящий на всех парах паровоз. Он мог не спать сутками и оставаться в отличной форме. Он отличался суровым и даже деспотичным нравом. Но по-другому в тяжелой для страны ситуации войны было нельзя, когда требовалось напряжения всех сил и своих и чужих. Он горел, как яростное пламя Революции. Был чрезвычайно строг к себе и требовал этого от подчиненных. Можно даже сказать, что всегда был беспощаден к себе и другим. Генералы и старшие командиры его боялись, а вот младший командный состав и простые солдаты его боготворили. Он искренне заботился о них и всегда был на передовой в гуще всех событий и кровопролитных боев. Отличался редкой, почти безрассудной смелостью. Смыслом его жизни была непримиримая борьба за идеалы Великой Октябрьской Социалистической Революции и воплощение учения товарища Ленина. Построения нового общества Свободы, Равенства и Братства. Создания новой эры Коммунизма. И Мехлис был готов, не задумываясь, пожертвовать и собой и другими за Светлое Будущее для всех людей…

Сейчас Мехлис смотрит куда-то вдаль, словно о чем-то глубоко размышляя. Большое окно наполовину открыто и легкий ветерок умиротворенно потрепывает светлую занавеску. На часах около четырех пополудни и во всем разлита томная предвечерняя расслабленность….

У комиссара сидит посетитель. Гость удобно расположился на кожаном диване, в достаточно вольной, приятельской позе. У него нашивки майора, но по виду этого командира, сразу становится понятно, что звание это условное, и он здесь по особому случаю.

– О чем задумался, Лев Захарыч? – спрашивает майор, рассматривая какие-то бумаги, – Что-то тревожит? Или так, предзакатная меланхолия? Что не в твоем энергичном боевом духе?

– Проще было бы сказать, что не тревожит в том бардаке, в котором я оказался, тут всего не перескажешь! – Мехлис встает, потягивается и прислоняется к подоконнику, с удовольствием вдыхая свежий солоноватый воздух, несущийся с моря, – У тебя то, как, Иван Александрович? Куда дальше?

– Сначала Новороссийск, потом Сталинград, и снова в Москву с отчетом. Инспекционный рейд, своего рода.

– Понятно, – вздыхает комиссар, – эх, Москва… Как я хочу в столицу! Как мне все здесь надоело и опостылело.

– Крым надоел? – смеется гость, – Ну ты даешь, Лев Захарыч! – Здравница страны, море, солнце? Душа поет…

– В гробу я видел и море, и солнце, и весь этот Крым! – раздраженно бросает Мехлис, – Лучше снег на Лубянке или метель в Сибири! Здесь, похоже у всех от жары мозги плавятся и все остальное. Который месяц пытаюсь навести должный порядок в войсках, поднять дисциплину! Куда там! Как гидра – одну голову рубишь, за спиной еще три вырастают. Как в тумане идешь! Болото…

– Я полагаю, такие настроения еще и из-за командующего фронтом генерал-лейтенанта Козлова Дмитрия Тимофеевича? Твоего «любимца»…

– Ага! Фамилия красноречиво говорит обо всем… Из-за него в первую очередь. Когда я сюда только прибыл, я был потрясен. Это не армия, а банда Махно. Такое впечатление, что о дисциплине и уставе они никогда не знали! Сброд в военной форме! Козлов – зажравшийся барин из мужиков, увалень, тюлень заплывший жиром. Таких в армии вообще нельзя держать, тем более на фронте. А он еще и командующий фронтом! Абсурд какой-то… И его приближенные такие же – копируют его с благоговением и пылом, каждый сам себе и царь и бог! Что хотят то и делают… Вершат самосуд вопреки уставу, вплоть до расстрелов. На позиции не выезжают, своих подчиненных не знают в глаза, соответственно не зная, что творится в войсках! Армия, по сути, брошена, предоставлена самой себе… Анархия! Еще черный флаг с черепом повесить на позициях, вообще шикарно будет. Видеть это не могу! Козлов не знает положения частей на фронте, их состояния, а также группировки противника. Ни по одной дивизии нет данных о численном составе людей, наличии артиллерии и минометов. Такое впечатление, что он только что попал сюда, и ему нет никакого дела до происходящего в армии! Никто из руководящих работников фронта с момента занятия Керченского полуострова в войсках не был… Представляешь? И я один с этим беспределом бьюсь, есть немного политруков кто не равнодушен и искренне старается помочь, но это капля в море – у нас три армии как никак! И по-хорошему необходимо чтобы все работало четко, слажено, безупречно как часы! А козловская зараза как болезнь по войскам растеклась…