– Разве я похож на пустобрёха? – усмехнулся в ответ Владимир Николаевич.
– В таком случае, почему вы здесь, а ни где-нибудь на Канарах?.. Почему не бороздите сейчас Атлантику на своей собственной белоснежной яхте или личной подводной лодке?.. – поинтересовался я в той же манере, в которой и прозвучал предыдущий вопрос.
– Твой упрёк вполне справедлив… – соглашаясь непонятно с чем, кивнул головой Новгородский. Выдержав короткую паузу, он продолжил. – …Я попробую ответить тебе предельно обстоятельно. Дело в том, что Зеркало Козырева можно запросто сравнить с неким музыкальным инструментом. Если этот инструмент попадёт в руки олуха, не имеющего ни слуха, ни голоса, то никакой музыки мы естественно не услышим. Если ж за исполнение симфонии возьмётся виртуоз, то мы получим музыку достойную самого утончённого слуха. Короче, неважно каким по качеству выйдет Зеркало, гораздо значимее кто будет с ним работать. Когда ж вышеозначенные компоненты, сами по себе превосходны, да ещё и начинают дополнять друг друга…
Признаться, я вовсе не понимал, к чему клонит Владимир Николаевич. Интерпретировав его слова в несколько иной плоскости, я оборвал собеседника на полуслове.
– Не хотите ли вы сказать о том, что у меня, полного простофили, ни хрена с этим Зеркалом не выйдет?.. А вот если за дело возьметесь вы…
Именно так. Во мне вдруг проснулось моё ущемлённое самолюбие, и я был вынужден показать свои зубы. При этом я отчего-то подумал о большом жёлтом яблоке.
– Нет-нет, я вовсе не о том… – поспешил с пояснениями Владимир Николаевич. – …Я лишь хотел подчеркнуть то обстоятельство, при котором с Зеркалом Козырева должны работать, как минимум, двое. Первый, будет передавать информацию. Второй обязан её принять. Насколь слаженно будет работать данная пара, насколь хорошо они будут друг друга понимать, настолько и будет обеспечен успех вышеозначенного предприятия. Вот почему я нынче здесь, а не на Канарах.
– А вот с этого момента, если можно, то поподробнее… – я придвинулся к собеседнику, готовый слушать того в оба уха. И вновь, мне отчего-то подумалось об этом чёртовом жёлтом яблоке.
– Изволь… – утвердительно кивнул Владимир Николаевич. – …Итак. О моём первом Зеркале, ты уже наслышан. Теперь, пришла пора поговорить и о моём первом напарнике. Мы были с ним гораздо ближе, чем родные братья, потому и понимали друг друга с полуслова, с полу жеста, с полунамёка… Около пяти лет мы работали с ним бок обок, да и жили мы с ним буквально по соседству. Короче, он был мне настоящим другом, которых у меня не было не до, ни после… И вернее всего, уже никогда не будет…– тяжело вздохнув и уткнувшись своим взглядом куда-то в пол, Новгородский замолчал на добрую минуту. Очевидно, воспоминания о его первом напарнике были не такими уж и радостными. Тряхнув головой, будто бы разгоняя неприятные мысли, Владимир Николаевич продолжил. – …Узнав о Зеркале Козырева, мы, не сговариваясь, увлеклись данной идеей. Так появилось наше первое Зеркало. В течение следующего полугода, нам удалось дважды выиграть крупный приз. У нас появились деньги, на которые мы и попытались усовершенствовать своё детище. Точнее, это было уже совершенно новое Зеркало, в разы превосходящее нашу прежнюю конструкцию.
Соответственно и крупные выигрыши начали посещать нас значительно чаще. Именно тогда мы и стали, по-настоящему богаты. Речь сейчас идёт о последних годах Советского Союза. Пляжи, курорты, двух этажные особняки… В общем, всё, что только мог позволить себе советский человек, было в нашем полном распоряжении. И даже чуть больше.
И тут произошло непредвиденное. Настоящая катастрофа… Полное безумие… У моего товарища вдруг обнаружился рак… Мне никак и ни при каких обстоятельствах не хотелось его терять. Я вышел на самые светлые умы советской медицины, подключил всех, кого только можно было подключить… В конечном итоге, мы и отправились с ним в Германию, в лучшую клинику данного профиля. Благо, деньги у нас были. Однако все наши хлопоты, все вложения оказались тщетны. Мой товарищ угасал буквально на глазах. Два месяца я бился за его жизнь. Но, увы… Его не стало… Мир рухнул…
Были шикарные похороны, дорогой гроб и гранитный памятник. Это всё, что я смог для него сделать. Пожалуй, именно тогда я впервые и задумался о том, о чём ты мне давеча напомнил. Имею в виду жертву, которую мы должны принести за любой наш успех.
Правда, наша жертва оказалась чересчур высокой. Она вряд ли смогла бы сравниться с той невосполнимой потерей, которую я тогда пережил…
Читать дальше