Олег Жилкин - Вымирающие особи

– Как это произошло?! – терзал его вопрос, который он задавал мне с назойливой настойчивостью.

«Как случилось так, что я подтвердил все самые худшие подозрения японцев о русских?» – злился я на собственную неуклюжесть.

Чтобы не тревожить остальных членов группы, монгольский сопровождающий увел расстроенную японку к себе в номер, где она и нашла себе утешение до утра. Утро оказалось хмурым не только для нее, но и для остальных членов группы, которые испытали жестокое похмелье.

Что же касается молодой японки, то страсть, которую она пережила в ту ночь в объятиях гида, настолько ее захватила, что по приезду в Улан-Батор, она отказалась покидать его номер, даже тогда, когда за ней явился из посольства ее муж. Гиду пришлось умолять ее вернуться в семью, поскольку инцидент мог разрушить не только его карьеру, но и семейную жизнь.

Обо всех драматических последствиях той ночи он откровенно рассказывал мне в свой последующий приезд, нервно посмеиваясь, и поглядывая на меня так, как мог бы смотреть подельник по преступлению на более удачливого своего товарища, отделавшегося условным сроком. Запад есть Запад, Восток есть Восток, но иногда они все-таки встречаются. О последствиях этих встреч едва ли кто-то осмелится рассказать вам всей правды.

С японцами у меня был еще один случай недопонимания, который произошел на той же базе, где отдыхали бывшие японские учителя.

На этот раз я оказался там, сопровождая пожилую респектабельного вида семейную пару. Судя по тому, что для их сопровождения выделили отдельного гида и переводчицу, это были состоятельные туристы. В ходе подробной экскурсии по железной дороге, я в деталях осветил вопрос с японскими военнопленными, работавшими на Транссибе после войны, отмечая исключительную выносливость, дисциплинированность и неприхотливость японских военнопленных. Поскольку кроме этой пары на базе других туристов не было, им достался лучший номер на втором этаже с видом на Байкал. На ужине японец угостил меня сакэ, сам прилично выпил и отправился отдыхать в номер. Следом за ним покорной тенью последовала его супруга. Ночью меня разбудил страшный крик, шум и грохот. Я поднялся наверх и поинтересовался у японца все ли в порядке?

– Нет, – сухо и зло ответил он мне.

Вскоре выяснилась причина раздражения японского джентльмена: он никак не мог найти фонарик, чтобы спуститься по крутой лестнице в туалет, который представлял собой обычное деревянное строение с дыркой в полу. Все аутентично в духе времен строительства дороги в начале XX века. Для японца большим сюрпризом оказалось еще и то, что свет на турбазе на ночь отключается вместе с генератором. Но тут, уж, моей вины не было – монгольские партнеры должны были предупредить клиентов о спартанских условиях проживания на базе.

Я взял свой фонарик и сопроводил японца до туалета. Чувствовалось, что старик страшно зол на меня, на свою жену, на эту чертову Россию и на тех, кто предложил ему туда поехать. Утром японец молчал как камень, молчала и его спутница, боязливо поглядывая в его сторону и предупреждая каждое желание супруга. Сопровождавшая их переводчица пыталась сгладить ситуацию, но у нее это плохо получалось. Я терпеливо нес свой крест гида, стараясь не замечать дурного настроения туриста до самой посадки их на поезд до Улан-Батора. Я покорно загрузил чемоданы в вагон, хотя это вовсе не входило в мои обязанности, и вежливо попрощался, пожелав им хорошего пути. Ответом мне было глухое молчание. Так на собственном опыте я убедился, что хваленая японская вежливость несколько преувеличенный средствами массовой информации миф.

К концу своей поездки этот вздорный японец оттаял и через переводчицу передавал мне свои извинения. Я так думаю, до него дошло, что, дав волю эмоциям, он потерял лицо. На всякий случай, я решил больше не рассказывать японцам о том, как страдали их соотечественники в плену после окончания войны. Как знать, если бы не мой рассказ, японец не так остро пережил бы отсутствие постоянного электричества и деревянный клозет на во дворе.

Помимо обычных казусов, без которых не обходится ни одно чего-нибудь стоящее путешествие, лучшие из них, так или иначе, связаны с любовными авантюрами.

Самое масштабное, в полном смысле этого слова, любовное приключение с иностранкой случилось у меня во время приема группы американцев, которых я сопровождал в поездке по стандартной схеме: экскурсия по дороге на самоходной дрезине, затем размещение на базе, ужин и баня для желающих. Экскурсию мои заокеанские туристы воспринимали без энтузиазма. Внимательно слушал меня всего лишь один американец лет пятидесяти, с которым у меня вышел спор. Американец был свято убежден в том, что всю дорогу от Москвы до Владивостока строили каторжники и политзаключенные. Мои возражения турист воспринял с большим недоверием, заявив, что я говорю это только из страха перед органами госбезопасности, которые до сих пор держат всех граждан России «под колпаком». Остальные туристы в спор не вмешивались, а лишь брезгливо отмахивались от слепней, влетавших в открытые окна дрезины. Одна из американок – крупная, дебелая, небрежно одетая, с незатейливой прической дама, привлекла мое внимание своим безучастным видом, с которым она наблюдала за сменяющимися в окне видами Байкала.