Вторая была моей ровесницей, но в свои двадцать четыре года уже успела трижды сходить замуж и родить двоих детей. Последний муж был младше её на пять лет. Каждый вечер он робко топтался под окнами родильного отделения. На мой вопрос: «По какой причине разводилась?» – начинала с упоением перечислять недостатки всех своих экс-мужей. Мне странно было ее слушать, потому что сумма недостатков троих ее мужей, равнялась сумме недостатков одного моего мужа. И поэтому я помалкивала.
– Приезжай, я одна и захвати, что-нибудь поесть, у меня шаром покати.
Запихнув в пакет всё, что было в холодильнике, я рванула к подруге.
– Через 2 дня Новый год, ты с чем его собираешься встречать? – недоумевала я. – Где продукты?
– У меня нет денег. Пришлось всё отдать, чтобы выкупить его права.
– Он опять сел за руль пьяным?
Она грустно смотрела в окно. Оранжевый свет фонарей растекался по подоконнику.
– И долго ты собираешься это терпеть? Наркотики, пьянство, ночные клубы, ты одна, а он… а, кстати, где он?
– Я люблю его. Я всё понимаю, но… наверное, это мой крест.
Так, за чашкой кофе мы просидели с ней почти до самого утра. В три ночи он, наконец, позвонил:
– Не жди, я с ребятами.
Она взяла с полки какую-то тетрадь.
– Смотри, я купила себе новое развлечение.
Страницы брошюры были расчерчены странными узорами.
– Это для психологической разгрузки, их надо раскрасить.
Взяв в руки цветные карандаши, она принялась старательно раскрашивать ромбики и кружочки.
Я смотрела на неё и думала, что же это за наказание такое – слепая любовь.
Он долго смотрел на меня, потом на фото, потом снова на меня.
– Ничего не понимаю, так вроде симпатичная, но на фото ужас какой-то.
Фото было неудачным. Но времени и желания перефотографироваться не было. «Так сойдёт», – подумала я и сдала фото в бюро пропусков.
Когда на следующий день я пришла получать новый пропуск, женщина, выдававшая пропуска, вдруг стушевалась и посмотрела на меня заискивающе.
– Простите, при ламинировании я испортила вашу фотографию.
– Эту фотографию нельзя сделать хуже, чем она есть, – усмехнулась я.
Женщина молча протянула пропуск.
На фотографии прямо на носу у меня красовалась синяя клякса в форме пяточка…
Дело было в конце декабря, надвигались новогодние праздники, люди готовились. Все дела были сделаны, но оставалось одно не очень приятное – необходимо было поставить кого-то в наряд в ночь с 31 на 1. График составили заранее, но человек, который был запланирован – заболел, и требовалось найти ему замену. Наскоро прикинув, я выбрала из списка офицеров того, который был холост.
На следующий день обиженный офицер пришёл ко мне выяснять отношения. Выслушав в свой адрес вполне понятные обвинения, я выразила ему сочувствие, объясняя свой выбор его холостяцким положением. Парень стал давить на жалость, рассказывая, что как раз собирался отметить этот Новый год в компании с друзьями на даче и сделать подруге предложение. Но я была непреклонна.
Оставшиеся до Нового года дни парень дулся и бросал молнии в мою сторону, а у меня в душе образовался неприятный осадок.
Праздники прошли. Наутро, войдя в кабинет, я увидела на столе букет роз, шампанское и торт. Моё недоумение быстро рассеяли сослуживцы. Оказалось, что компания, в которой парень собирался отмечать праздник, возвращаясь с дачи в подпитии, на большой скорости врезалась в дерево. Все погибли.
Через полгода парень с девушкой поженились.
Всю ночь мне снилось, что меня на сцене засовывают в чёрный ящик. Я сопротивляюсь, кричу, кусаюсь, брыкаюсь, но самый мощный из братьев Сафроновых заталкивает меня в него, как кусок теста в форму для выпечки. Мои руки и ноги, просунутые в отверстия, дрожат от страха, а голова беспомощно повисает. Я пытаюсь кричать и кричу, но голоса нет, и я, как рыба без воды, шлёпаю губами, хватая воздух. Через секунду огромная фреза с металлическим скрежетом наезжает на меня, и я, смирившись с судьбой, зажмуриваюсь. И чувствую, да, я это чувствую, как нижняя половина моего тела отделяется от меня, причём абсолютно безболезненно.
– Какие ощущения? – спрашивает Сафронов, вращая половинки моего тела по кругу. Зал взрывается аплодисментами. Сафроновы кланяются и уходят, а я, разрезанная на две части, продолжаю лежать на потеху публике. Повернув голову, я упираюсь взглядом в свои ноги и морщусь от досады: «Блин, я же забыла протереть обувь. Что обо мне подумал Сафронов?». И в этот момент с криком просыпаюсь.
Читать дальше