Иннокентий Сланевский: Лучшие рассказы 2016—2022

И в этот момент небо за стеклянными окнами Пирамиды озарилось ярким светом и все мы увидели, как в воздухе над Пирамидой завис огромный космический корабль.

– Ну что ж, док, – прокомментировал это событие я, – мои братья прилетели и настало время нам обменяться нашими одеяниями: давайте мне сюда свой халат, док, а на себя наденьте мою смирительную рубашку. Теперь лечить мы будем вас, ибо вы безумны в своих убеждениях!

Видения не оставляют меня. Они приходят ко мне снова и снова. Все чаще и чаще. Сначала я вижу какие-то отрывки, но со временем они складываются в одну общую мозаику. И эта мозаика становится мне более или менее понятной. Я только не могу определить, откуда мне все это приходит. С одной стороны, мне кажется, что кто-то или что-то будто пытается достучаться до меня, будто кто-то снаружи стучит в мое тело как в дверь. С другой стороны, я отчетливо слышу чьи-то голоса. Иногда эти голоса разговаривают между собой, а один из них будто бы обращается непосредственно ко мне. Какое-то время мне кажется, что, быть может, я начинаю сходить с ума. Но потом я понимаю, что это не так, и что голос, пытающийся выйти на контакт со мной, желает, чтобы я выполнил какое-то его желание, его волю, которая пока остается для меня неведомой и абсолютно непонятной.

И вот, я снова слышу голоса. Но на этот раз я также вижу и всю картину происходящих событий. Я вижу, как двое здоровых людей нещадно избивают ногами одного, лежащего на полу в каком-то темном помещении, похожим на тюремную камеру. Тот же, что лежит на полу, абсолютно беспомощен, и не может оказать своим истязателям никакого сопротивления, ибо у лежащего напрочь отсутствуют и руки, и ноги. Он истекает кровью, но стойко терпит боль и не падает духом.

– Когда же наконец-таки сдохнет этот проклятый калека? – с раздражением произносит один из истязателей, обращаясь к другому.

– Не беспокойся, – отвечает ему другой, – ему недолго осталось. Завтра утром ему отрубят голову по приговору суда и больше уже никто о нем не вспомнит.

– Ошибаетесь, парни, – отвечает своим истязателям лежащий на полу человек. – Я вас и с того света достану!

А потом я вижу, что двое здоровых людей, в очередной раз сильно пнув свою жертву напоследок, не спеша покидают помещение. После чего истязаемый поворачивает свою окровавленную голову в мою сторону. Он будто смотрит на меня. Он будто смотрит мне прямо в глаза!

– Они не понимают, – произносит он, как будто обращаясь ко мне. – Они не понимают, что это еще не конец. Они не понимают, что и завтра утром конца не будет!

– Что это значит? – вслух спрашиваю я, будто обращаюсь к своему неведомо где находящемуся собеседнику.

А человек, лежащий на полу, как будто отвечает мне. Он как будто видит меня!

– Это значит, что они проиграли, – говорит он мне.

– Как так? – снова спрашиваю вслух я.

– Но ведь это же ясно как день! – как будто снова отвечает он мне. – Так и есть, ибо они боятся меня! Они отрубили мне руки и ноги, а завтра отрубят и голову, но при этом они продолжают меня бояться! Продолжают бояться меня, пока я жив! Но будут бояться меня и после моей смерти!

– А за что Вам отрубили руки и ноги?

– За то, что я – художник. За то, что я рисую их. На своей картине я изображаю их пороки и злодеяния. И каждому, кто видит мою картину, все становится понятным. Каждый, кто смотрит на мою картину, понимает, кто на ней и что этот кто-то из себя представляет. Я рисую мою картину снова и снова, а они отбирают ее у меня каждый раз и при этом публично сжигают. Но я снова ее рисую! И снова приношу ее на всеобщее обозрение к их Дворцу по государственным праздникам, когда перед тем Дворцом собираются толпы народа. И тогда они решили отобрать у меня саму возможность к рисованию. Они отрубили мне руки. Сразу две! По приговору суда! Они заявили, что моя картина возбуждает ненависть и вражду! Они отрубили мне обе руки, чтоб я вдруг не научился рисовать левой рукой. И тогда я стал рисовать свою картину ногой, зажав кисть между пальцами. И у меня получилось! И я снова принес свою картину к их Дворцу на очередной праздник. Я принес ее в зубах! И они решили отрубить мне ноги. Сразу две! Чтоб я не смог дойти до их Дворца. И тогда я взял кисть в зубы, снова нарисовал свою картину и пополз с ней, держа ее в зубах! Я полз как змея целую ночь и дополз-таки до их Дворца! И тогда они решили удалить мне глаза. Они вырезали их! Они наивно полагали, что без глаз я не смогу ни нарисовать картину, ни доползти до них. Но они ошиблись! Мой разум помнит все штрихи картины и дорогу до их Дворца! Я снова нарисовал картину уже будучи слепым, и снова дополз до моих недоброжелателей. И они приняли решение отрубить мне голову. Опять же, по приговору суда. Чтоб я больше никогда не смог нарисовать свою картину, ибо рисовать мне будет уже просто нечем!