Ольга Хейфиц - Камера смысла

– Должен заметить, – профессор Вальтер остановился посреди кабинета и перевел глаза куда-то в противоположную стену, словно перед ним был зрительный зал. – Должен заметить, что рассказ Анастасии сильно подействовал на присутствующих. Коротко говоря, это была история женщины, которая была на пороге ремиссии, но разучилась жить. Она согласилась стать добровольцем в эксперименте псилоцибиновой терапии и, пройдя его, обрела новый смысл существования.

Непреклонность болезни пригвоздила эту женщину, эмигрантку из далекого непонятного города Иркутска, к больничной постели и заставила пережить весь немыслимый ад борьбы с раком. Она проходила бесконечные сеансы химиотерапии. Дела были очень плохи. Операции, биопсии, метастазы, иммунодефицит, бактериальные инфекции, мучительная тошнота, раздутое тело, кислородный баллон. Но Анастасии повезло, возможно единственный раз в жизни повезло по-крупному. Она пошла на поправку. Она училась заново жить вне больницы, но если физически это было возможно, то морально она была уничтожена. Есть ли шанс для души человека, что пережил подобные муки, потерял работу, стал обузой для единственной дочери, которая выбивалась из сил, стараясь поддержать мать, есть ли шанс вернуться и не утратить целостности? Грань страданий была пройдена, Анастасия не справлялась с депрессией. Ее дочь Анна тогда вновь искала возможность спасти ее и нашла объявление об исследовании в Балтиморском университете. Анастасия прошла несколько недель психологической подготовки и получила дозу псилоцибина в небольшой комнате с мягкой кушеткой, приглушенным светом и разноцветными картинами на стенах, обитых светлой тканью.

– Я помню ее выступление словно сквозь дымку, но будто это было вчера, – продолжал свой рассказ профессор Вальтер. – Я записывал на диктофон, так что могу вас порадовать, у меня сохранилось кое-что с того памятного дня.

Профессор некоторое время порылся в ноутбуке и включил аудиофайл.

«И тут со мной произошло что-то странное. Это очень сложно, и едва ли вообще возможно сформулировать словами. Облегчение. Или нет. Ощущение, что между тобой и миром пала стена. Но мир этот не снаружи, он внутри тебя. Очень путано, но вдруг я постигла (поняла – не то слово, потому что понимать – это действие интеллектуальное, а думать я в тот момент вовсе не могла), да-да, именно постигла, как будто в меня вложили сразу полноценное знание, что нет разницы между мной и миром. И он не то что не враждебен, он и есть – я. И еще, что он, мир и я, и есть – Бог. В этот момент словно кто-то коснулся моей правой щеки нежным крылом, погладил ласково и осторожно. И я услышала (хотя нет, скорее во мне прозвучало что-то) слова любви. Не слова любви, нет, образ любви. „Я люблю тебя, все хорошо“. И мне стало хорошо. Я ощутила такое облегчение и такое… прощение. Да, пронеслась мысль, быстрая, но уловимая: „я не такая плохая, меня любят, я ни в чем не виновата“. Я попробовала простить себя за все. И тут же – слезы. Они буквально хлынули потоком из моих глаз, сердце словно разрывалось от сладкой боли, слезы изливались так мощно, будто прорвало нарыв, зревший внутри меня долгие годы», – делилась Анастасия. «Это было приятно, и приятность эта была все интенсивнее, все неудержимее, и она обещала, что дальше будет еще что-то, даже более прекрасное, бесконечное…»

На столе в комнате, где проходил эксперимент, традиционно стояли блюдо с виноградом и ваза с розами. Анастасия пробовала виноград и ощущала пленительный вкус солнечного света, росы и почвы, на которой выросла лоза. Она глядела на розу и проникала в суть строения цветка. «В тот момент я обратила свое внимание на розу. И роза откликнулась. Я сама словно была внутри ее стебля. Я двигалась вместе с ее соками, и вокруг все было испещрено сосудами проводящей ткани, волокнами и клетками. Я впитывала солнечный свет не как воду, нет, не как пищу, и не как кислород, свет насыщал меня как причина и смысл моего существования. Он насыщал мою душу и синтезировал деление моих зеленых клеток. Одно было абсолютно связано с другим. Все первобытное ощущение земли вернулось ко мне в одночасье».

Чувство, пришедшее следом, было именно тем, ради чего ученые проводили подобный опыт с пациентами, страдающими смертельными заболеваниями. Анастасия произнесла как раз то, что надеялись услышать люди. Она сказала: «Я вдруг осознала, что смерть – это очень естественный процесс, и он совершенно не может внушать страх. А мир столь прекрасен и полноценен! Все вокруг совсем не то, к чему мы привыкли, и смерть – не более и не менее, чем переход через самого себя… следующий шаг в более совершенную реальность».