Владимир Фадеев - Остров ССО, или Последнее лето

Наши стройотряды в школе пробуждения были – и остались – всего лишь начальными классами.

Первым делом я оставил у себя художников – Кузю (Серёгу Кузнецова) и Саймона (Серёгу Симонова), а для общих работ попросил своих – Кононова, Илюхина, Яна –«бригаду мечты» 77-го года, с которыми, не тратя лишнего слова, уложился бы и в пять, ну и несколько ребят им в помощь. Своих не получил – командир линейного (Илюхин) и бригадиры, они уже были нужны на объектах, и мне каждый день оставляли разных трёх-четырёх бойцов по принципу: и тебе тоже, что мне не гоже. Зато после ужина весь наличный состав до отбоя авралил на строительстве лагеря. Весёлая работа! Главное, провести её на одном дыхании, вместить всю работу в это дыхание, соразмерить их, дыхание и работу, а когда соразмеришь, работа будет закончена – в десять дней, значит в десять, за одну ночь – значит за одну ночь.

Такую ночь помню в московском отряде 75 года… Но об этом позже.

В последний перед Открытием день, в субботу 7 июля, когда плотниками вбивались последние гвозди и художниками делались последние мазки, я, по специальной просьбе завхоза и поваров, на случай перебоев с электроэнергией, выложил за территорией лагеря, в десяти шагах от кухни летнюю печь на восемь кастрюль. Моя вторая печь в жизни, названная мной «Машей», была жирной жаркой кирпичной точкой в строительстве лагеря ИССО ЭФФ МЭИ «Тува-79».

Пабло, мой друг Пабло! С первого институтского дня, с того самого, когда только вывесили составы учебных групп, и мы, «юные атомщики» из Т-12-71 сразу сбились в стаю-кулак. Пашка поступил после армии, быстро восстановил двухлетний пробел, нагнал и перегнал всех школьных отличников и скоро стал Ленинским (а потом, через десять лет и лауреатом премии Ленинского комсомола) так сказать, фаворитом. Фаворитство своё нёс с пренебрежением к неленинским стипендиатам и лёгким презрением к нестипендиатам. Несмотря на то, что я часто попадал в число последних и с пренебрежением относился к стипендиатам и лёгким презрением к Ленинским стипендиатам, мы с ним здорово дружили, кроме прочего общего у нас был симбиоз: он подкармливался энергией моего мальчишеского баламутства, а я в его пиджаке – Пабло был выше меня на полголовы, пиджак был большой, груды шпаргалок были в нём незаметны – ходил почти на все экзамены. В любом семестре я учился ровно пять ночей, по одной ночи перед каждым экзаменом, и многие из них проводил в общаге в пашкиной 212 комнате корпуса 10 «Г», третьего по счёту от знаменитого ДК МЭИ, корпуса, в котором жили иногородние атомщики и теплофизики славного железного ТЭФа, теплоэнергетического факультета. А когда и не проводил, за пиджаком с утра перед экзаменом приходил обязательно, он (пиджак) был счастливым – серый двубортный с разными пуговицами, висевший на мне, как шуба Деда Мороза на Снегурочке.

Пабло основательно относился к любой работе, поэтому по стройотрядовской производственной стезе пошёл уверенно – бригадир, командир линейного (25-40 бойцов) и уже на 4-м курсе (в 75 г) был главным инженером и с лёгким, кроме него всеми замечаемым, пренебрежением относился к своим прямым подчинённым – командирам и бригадирам, и полным презрением – к любого ранга комиссарам, считая их тряпичным излишеством на железной машине для зарабатывания денег – ССО. По сути своей он был, конечно, «рожнатовец». Поскольку я всегда бывал комиссаром того же уровня, дружить нам это не помогало, хоть и не сильно мешало. В этом, 79 году Пабло, заканчивающий аспирантуру на нашей кафедре АЭС, поехал законно главным инженером и законной женой Женевьевой, в девичестве Женькой Кукос, из нашей многолетней стройотрядовской команды, теперь уже Невзоровой, командиршей женского отряда, а я, два года как покинувший пенаты, поехал по комсомольскому призыву и, как говорится, зову сердца – со своей невестой, комиссаром того же женского отряда. Мы все дружили, хотя моя Лена была на шесть лет нас (а Пашки – на девять) моложе.

Вот так на восьмом году дружбы Пабло с удовольствием отчислил меня из ССО МЭИ Тува-79, как бы окончательно доказав-таки мне, что учиться надо было только на отлично и что всякое комиссарство – дрянцо шаловливое. Мускул не дрогнул, слова не сказал. Надо было всё-таки его назвать не Павлом, а Петром – кремень. Хотя и Павлы не из соплей…

За восемь стройотрядов это было уже моё четвёртое отчисление, причём отчисляли меня всегда самые мои близкие друзья да мои же ученики, которых я, правда, и не учил ничему, а по ходу дела просто заражал азартом игры в увлекательнейшую игру-жизнь с названьем ССО, и сам при этом никого ни разу не отчислил