Array Коллектив авторов - Лучшие слова – интонации

Мама в зал. Реплика:

– Он думает, что вместо картошки я груши в оливье нарежу.

Занавес.

И вдруг Саша ушел навсегда. Чемодан с парадной формой, которую давно съела моль, остался, а его больше не было. Некого стало пилить за лишнюю рюмку, за храп, за сигареты, за вечный спорт по телевизору, за неправильно купленный стиральный порошок или опоздание в гости.

– Стою на пороге. Одетая. В линзах. Накрашенная. А он все копается и копается. Часами себя в зеркале разглядывает. Я и то столько времени у зеркала не провожу. Что он там увидел? – спрашивала она у невидимки, всегда стоящего у нее за спиной.

Мама живет со мной и американским зятем в большом доме под Вашингтоном. Она давно потерялась в пространстве и во времени. Ее память коротка, как грибной дождик: брызнет влагой и свежестью и уйдет в землю, будто и не было.

– Виточка, а какой сегодня день?

– Среда.

– Я куда-нибудь иду?

– Нет, мама, никуда не идешь.

– А мне нужно что-нибудь делать?

– Ничего не нужно, отдыхай.

– Спасибо тебе, Виточка, твоя мама живет как королева, ничего не делает.

И на негнущихся ногах мама удаляется обратно в спальню. Спину все еще держит ровно, как в тридцать лет. Осанке мамы позавидовала бы сама Ермолова, с которой у мамы есть какое-то сходство.

С днем рождения, мама!

Его рука всегда лежала на ее плече.

– Роза! – возмущалась моя мама. – Тебя не раздражает? Я бы Сашу убила, если б он постоянно меня трогал!

Роза только смеялась в ответ. Бывшая выпускница единственной в Тбилиси женской гимназии, барышня-мимоза, как называли ее подруги, встретила своего принца в кино. Принц увез ее в Москву – учиться в педагогическом институте, а сам параллельно учился в военной академии. До получения им высшего образования Розе пришлось таскаться по богом забытым местам – военным городкам и казармам, где приходилось служить принцу.

Принца звали Мишей. Простой армянский парень с Авлабара (район в Тбилиси, где проживают армяне) окончил военную академию с красным дипломом! Начальник академии вызвал отличника к себе.

– Товарищ Теймуразян! – сказал генерал (или маршал – не знаю). – За образцовую учебу и отличную службу командование приняло решение рекомендовать вас в Генеральный штаб. Останетесь в Москве, поставим вас в очередь на жилье.

– Благодарю, товарищ генерал (или маршал), – ответил офицер. – Но у меня, авлабарского парня, всегда была мечта. Служить здесь.

Миша взял указку и на большой карте Советского Союза, которая висела у начальника академии на стене, показал на Армению.

– Вы хотите в Ереван? – удивился генерал-маршал. – Но это крест на вашей карьере. Там звание майора – потолок. А здесь вы сможете стать генералом.

– Спасибо, – просто ответил Миша. – Я всю жизнь мечтал служить Армении.

А потом вытянулся в струнку и поправился:

– Служу Советскому Союзу!

Годы спустя, встречаясь с однокашниками по академии на регулярных встречах выпускников, Миша шутил:

– Вы все тут генерал-майоры, и только я майор без генерала!

Никогда, ни одной секунды он не жалел о том выборе. Армения – его Родина.

Я так благодарна дяде Мише, что он не остался в Москве. Потому что мой папа в это время уже летел в Ереван – к новому месту службы. Их обоих уже ждали ордера на квартиры в одном подъезде: у дяди Миши на втором этаже, а у нас – на третьем. Иначе мы с Мариной никогда бы не встретились!

– Миша! Да отпусти ты Розу хоть на секунду! – просила мама. – У нас женский разговор!

Рука Миши в это время слегка поглаживала шею Розы, там, где шелковые кудри выбивались из тщательной прически с шиньоном.

Майор Теймуразян прославился не только отличной службой на благо Родины (а его знал весь Закавказский военный округ, у меня есть доказательства, расскажу как-нибудь в другой раз), но и талантом тамады. Многочисленные родственники, друзья и сослуживцы хотели видеть на своих свадьбах, именинах и крестинах только Михаила Геворковича и никого другого.

Только уважаемый товарищ Теймуразян знал, как надо напоить гостей и превратить празднество в нескончаемое веселье, после которого все обязательно скажут: «Ах, какую свадьбу Ашот-джан дочке отгрохал! В жизни столько не веселились!»

Миша знал миллион тостов, и каждый начинался издалека: от скромных красавиц с глазами ланей и тугими косами, от коварных князей и бедных юношей на горячих скакунах. Он стоял перед длинными столами, ломящимися от армянского гостеприимства, в одной руке высоко держал бокал, другая неизменно лежала на плече жены. Он говорил, пел, снова говорил, называя всех гостей по именам, – его знал весь город, и он знал всех, – затем, провозгласив тост, залпом осушал бокал! Гости вскакивали, подхватывали эстафету, выпивали вино, водку, коньяк, обнимались и не замечали, как кривилось лицо Миши и какие гневные взгляды он бросал на Розу: «Как ты посмела, женщина?!»