Ольга Ильинская - Хоспис

Мурзик опять залаял.

– Что это нам даёт? – отчеканил Морозов.

Судмедэксперт устало пожал плечами.

– А это уже по вашей части, не по моей! – отмахнулся он и тут же продолжил. – Но мотив лежит на поверхности: ему интересно!

– Поточнее, – нахмурился Морозов. – Интересно убивать, расчленять, нас за нос водить?

Ласточкин поджал губы и сморщил лоб.

– Да всё, наверное, интересно! – нашёлся он. – С нами поиграть ему тоже хочется. Но в основе – уверен – интерес анатомический. Что там внутри? Как детям любопытно выковыривать безделушки из шоколадного яйца, так и этому точно так же. Для него люди – киндер-сюрпризы.

– Или для неё, – вставил Морозов.

Ласточкин опять напрягся.

– А, знаешь, всё может быть! – как китайский болванчик, закивал он. – Выпотрошенные и обезвоженные трупы не сказать, ахти, какая тяжесть. Женщина вполне могла их поднять! А далее просто: на ноги полиэтиленовые пакеты, трупы – на пле-чо!, и вперёд с песней.

– А эту, сегодняшнюю? – ухмыльнулся Морозов.

– Эта, конечно тяжеловата, но мы не знаем каких размеров маньячка. Акселерация, брат, сложная штука. Может, у неё избыток мужских гормонов? Она – звезда в тяжёлой атлетике?

Морозов вздохнул. Он слышал уже эти предположения, переходящие в бред, третий год подряд, и они ему явно наскучили. Они говорили об этом тысячу и один раз. Попытки судмедэкперта помочь ему, опытному оперу, таким вот примитивным способом, вызывали раздражение. Но Морозов подозревал, что Ласточкин положил глаз на новенькую и выкаблучивается перед ней, и ему это тоже не нравилось, потому что тот был счастлив в браке, и пудрить мозги новенькой не имело смысла, потому как он никогда, ни при каких обстоятельствах не разведётся, исходя из моральных принципов и элементарного уважения и любви к жене, которой добивался не один год. И они ещё квартиру в ипотеку взяли! Нет, новенькая для него – просто развлечение, желание потешить своё нутро, убедившись в собственной привлекательности. И по-другому стратегию Ласточкина можно было бы назвать: «Сломать девчонке жизнь». Она могла не столько серьёзно втрескаться, сколько вообразить себе невесть что, нафантазировав, что из-за неё идут войны (а женщины любят, когда из-за них идут войны), и она, красивая, отбила красивого мужика у красивой жены. В общем, одни сплошные речевые ошибки. Тавтология, одним словом.

Но сейчас Морозов давал возможность Ласточкину выговориться и вволю порисоваться, чтобы тот отдохнул от трупа. Пардон, трупов. (Морозов много лет работал рядом с трупами и его всегда мутило от запаха формалина и от самого слова «труп»).

А судмедэксперт вошёл в раж.

– Тех пятерых он не хотел, чтоб быстро опознали, – разглагольствовал Ласточкин, – а эту, наоборот, подставил. И неспроста! Помнишь, когда шумиха была? Всех – на уши! В городе – Фреди Крюгер, а мы не шевелимся! Взбодрили по полной. Так все забегали – мама дорогая! Ну, и чуть не взяли упыря тёпленьким. Ещё бы чуть-чуть бы… Но испугался зверёк наш ласковый, вот и подбросил суперлипу, что, типа, ещё один маньяк завёлся, другой, типа.

– Открыл второй фронт!

– Во-во! – встрепенулся Ласточкин. – Если мы б творчески к процессу подошли, то поймали бы. А тебя – в госпиталь! Ты раненый. И Шабалина тёща скалкой оприходовала. Тоже почти раненый.

– Боевая женщина, – подхватил Морозов. – Нам нужны такие.

– Короче, он это, – подытожил судмедэксперт. – Только с приподвывертом!

Он глянул в тёмное окно и тут же ринулся к двери.

– Бегу, лечу! – бросил он и, обернувшись, со значением добавил. – А то у меня не только тёща, но и жена боевая!

Морозов ухмыльнулся: «Понял, что Анька на него не клюнула».

На пороге Ласточкин столкнулся нос к носу с Шабалиным, строевым шагом направлявшимся к «главному», потрепал его, прямо как Мурзика, по плечу и ускакал, наконец, домой.

Шабалин, едва перешагнув порог кабинета, слюняво запричитал:

– Мурзенька!

Пёс с радостным визгом бросился вперёд и сразу поставил лапы ему на плечи.

– Будет цацкаться! – улыбаясь, проворчал Морозов. – Юр, а ты чего не дома? Тебе на электричке пилить!

– «Люди гибнут за металл», – процитировал Шабалин, не переставая гладить Мурзика.

– Не евши, наверное, – вздохнул Морозов. – А у меня бутеры закончились. Мы с Мурзиком бутеры с салями съели.

– Я сбегаю! Шаурма за углом!.– крикнула Анна и пулей вылетела из кабинета.

Шабалин хотел остановить её, поймав за руку, но его ловкость напрямую столкнулась с резвостью барышни, желающей, во что бы то ни стало, отличиться, и… Фьюить! Не поймал.