Кира Коэн - Экспресс. Сборник невыдуманных историй

Кушать старалась мало, хотя все время очень хотелось есть. Почему-то всегда казалось, что еды я недостойна. Когда, играя и прыгая, случайно падали соседские девочки, к ним тут же подбегали мамы, охали, дули на рану, гладили по голове, целовали и успокаивали их. Как бы сильно я ни падала и ни ударялась, я тут же быстро вскакивала, весело улыбалась и убегала. А затем, укрывшись где-нибудь в укромном уголке, присев на корточки, пыталась сдержать горькие рыдания. Мамы моих подруг всегда в пример им приводили меня: «Видишь, Тасо никогда не плачет, как бы сильно она ни ударилась». Я бы тоже, наверное, могла плакать навзрыд, если бы у меня была мама. Как же мне хотелось ласкового маминого прикосновения! Как хотелось обнять мамины колени, прижаться к ней.

По своей природе я была очень бойкой девочкой. Быстрее всех косила, шила, вязала, убирала – всячески старалась отработать свой хлеб. Зимой в школу не ходила, так как учителя впускали в класс только тех, чьи родители приносили дрова. Но зато я очень любила читать. И так как свободное время можно было выкроить только по вечерам, я читала при свете огня от печи. Керосин стоил дорого. Мне не разрешали жечь его «впустую».

Дядя во всем потакал тете, так как сам побаивался ее. Но как бы то ни было, она меня вырастила, за что я ей очень благодарна. Она сейчас тоже жива. И я часто к ней езжу, навещаю ее, – Тасо улыбнулась, – я по сей день ее боюсь. Даже сейчас она может мне сказать, что я приблудная. Я молчу. Что я могу ей сказать, если, дожив до глубокой старости, она так и не научилась состраданию и пониманию.

А моя мать все это время жила в городе. Вышла замуж. Окончила акушерские курсы и работала в больнице. Среди соседей она пользовалась уважением, так как никогда не отказывала им в медицинской помощи.

Однажды дядя все же привез меня к ней. Дома матери не оказалось, и я стала играть с другими детьми. Когда она пришла с работы, пригласила нас к себе. Уже за столом, разглядывая меня, спросила дядю: «Такая хорошенькая девочка! Чья она?»

Она меня не узнала! Свою родную дочь. Когда мы вернулись в деревню, дядя это рассказал всем. Как мне хотелось зажать ему рот ладонью, чтобы он замолчал!

Вскоре меня просватали. Тогда не принято было встречаться с парнем. Не принято, как сейчас говорят, «дружить».

Моим мужем стал дальний родственник Нины, которого я видела всего два раза, Александр. Высокий, статный, красивый. Благодаря его любви я раскрылась и как человек, и как женщина. Это он настоял на том, чтобы я пошла на курсы шитья. Я любила шить и обшивала всех: соседей, родственников, мужа. Александр пользовался большим уважением. К нему обращались за советом все: и стар, и млад. Он умел найти нужные слова, подбодрить, наставить. Я гордилась тем, что я его жена. Когда он заболел, я была уверена, что его выхожу. В течение одного года он иссох, от прежнего великана ничего не осталось. От жутких болей он не мог ни есть, ни спать. Я от него не отходила ни днем, ни ночью: «Только бы с тобой ничего не случилось, мой свет, моя жизнь, моя радость».

В то утро, когда ему стало совсем плохо, он взял меня за руку, улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой: «Помни, что я тебя люблю такую, какая ты есть – сильная и несгибаемая». Попозже его слова помогли мне выжить.

Мир погрузился во мрак. Как такое возможно – его больше нет, а мир продолжает существовать дальше? Зачем восходит солнце, если его нет? Почему еще вертится планета, если его нет?

Я три года не зажигала в доме свет, когда после смены поздней ночью возвращалась домой.

И все эти годы он был со мной – мой свет, моя жизнь!

Тасо закрыла глаза. Надя тихо встала и пошла за тетей.

Не прошло и часа, как полдеревни собралось в доме у Тасо. А еще через неделю она снова стояла у источника. И это было счастье! Ничего не должно меняться. Тасо на месте – значит, все хорошо, так должно быть. Что должно измениться? Ничего.

Каникулы закончились, и родители забрали Надю в город. А еще через пару лет она поступила в институт в далеком сибирском городе. Надя так скучала по дому, что, как только сдавала сессию, уезжала домой на каникулы.

Там каждое утро она просыпалась под песни, которые раздавались с улицы через открытое окно. Это каждое раннее утро пела дворничиха, подметая улицу. Ничего подобного Надя ни до, ни после уже не слышала. Божественным голосом, подметая тротуар, дворничиха пела церковные песни. Так звучат, наверное, песни в раю. А через час в окно начинали доноситься и другие звуки. Это просыпались соседи. На балкон своей квартиры выходила хромая парикмахерша Варя и громко приветствовала всех, кого видела.