Светлана Гелеч - Жить. Сборник рассказов

Федор сидел у себя в гостиной. Он жил в старом деревянном срубе с ажурными наличниками, прямо на центральной улице города, напротив монастыря. Целый год ему приходилось слушать несовершенный, фальшивый звон нового звонаря. Для Федора это была такая пытка, такое испытание, что будь он человеком не православным и маловерующим, давно бы наложил на себя руки, или сжег бы эту звонницу вместе со звонарем.

В городе говорили, что Федор сошел с ума, а в эту зиму, так и совсем стал плох головой. Его видели каждый вечер на улицах то с фонарем, то с керосиновой лампой, он кого-то искал, и от прохожих чего-то требовал. Вскоре этому удивляться перестали, решив, что плохого он все равно никому не сделает, смирились с его странностями и внимания особого не обращали, назвав это обстоятельство – судьбой.

В тот вечер Федор сидел у себя в гостиной, у подоконника, и смотрелся в зеркало. Раздались последние удары колокола, Федор снял шапку, к изнанке которой, там где она касалась ушей, была пришита вата, размером в два кулака.

– Раззвонился, сволочь! – Федор схватился левой рукой за ухо и мучительно зажмурился.

Все жилье его было в странном беспорядке. Куча книг на полу, коробки – пустые и набитые бумагой, шахматная доска, вырезки из газет, ракушки, бинокль, старый фарфор завернутый в газеты. Как будто он чего-то искал, и проверял даже самые странные уголки дома, в которых предмета поиска и быть не может, но мало ли что, всякое случается.

Окно его гостиной давно уходило уже больше, чем на половину в землю. От чего дома у него света не хватало, и полумрак окутывал жилище. Вместо верхушек деревьев, неба и рассветного солнца, Федор мог видеть в окно только ноги прохожих.

В зеркале, на подоконнике такого окна отражалось истощенное лицо старика: глубокие не по возрасту морщинки у глаз, затуманенные с сумасшедшей искринкой зрачки, печально опущенные уголки губ. Рядом с зеркалом стояла старая пластмассовая елка, не наряженная и как следует не расправленная после годового хранения в картонной коробке.

Близилось Рождество.

Взгляд Федора вдруг ожил, и он хаотично, то вправо, то влево искал чего-то глазами. Как будто там, куда был направлен его взгляд должно было обязательно что-то появится, но никак не появлялось, а лишь отражался хлам гостиной, его мрак.

– Где ты? – тихо спросил Федор у своего отражения.

– Куда ты ушел? Ты же был здесь? – с укором вопрошал он.

– Или… Ты бросил меня? – вдруг испугался Федор.

– Ну скажи же, ответь!

Никто не отвечал, а в зеркале ничего не менялось. Тот же Федор, тот же хлам. Федор в гневе перевернул его за бездушное молчание и вышел на кухню.

На кухне из за старого желтого абажура с бахромой было светлее. Федор левой рукой налил себе чая, и той же рукой принялся его пить, стоя у стены, отражаясь в кухонном окне без тюли. В отражении было видно, что вместо правой руки у Федора был пустой рукав рубашки, от самого плеча – пустой и ненаполненный. Рукав непослушно ворочался то по стене, то по воздуху, и Федор не имел над ним никакой власти.

В отражении кухонного окна Федор что-то заметил, достал из грудного кармана очки и начал вглядываться. Пред ним предстал он сам, только на этот раз в полный рост. Всклокоченный, худой старик без руки. Федор вдруг вернулся в гостиную, и начал рыться в своих коробках. Найдя фонарь, он наскоро накинул ватник и вышел в сени.

Правая рука Федора осталась год назад на колокольне, с тех пор он звонарем быть не мог, слава его забывалась, а он потерял покой.

В сенях с помощью фонаря Федор нашел дверь в полу, не без усилий открыл ее. Он повесил фонарь к лестнице, и свет его осветил кирпичный погреб. Внутри были старые соленья, пустые банки, настойки, бочка, какие-то инструменты, видимо пригождавшиеся ему раньше для ухода за колоколами.

Но что-то проскользнуло под его ногами. Лестница по которой спускался Федор пошатнулась, он оступился, и упал вниз, зацепив трехлитровую банку с маринованными помидорами, которая вдребезги разбилась, и превратившись в томатную пасту. Федор аккуратно встал, отряхнулся и тут же встретил виновницу его падения. Это была огромная крыса. Она сидела в углу, загнанная в освещенное вдруг пространство и смотрела Федору прямо в глаза.

– Тьфу ты! Вот черт!!! Не тебя ведь искал!

Крыса немного осмелела и в ответ понюхала ту жижу, которая вышла из разбитых томатов, снова посмотрела Федору в глаза, и принялась поедать соленья.

– Оголодала совсем. Ну, ешь-ешь. Что ж если порода у вас такая, крысиная. А все равно жалко вас.