Виталий Ерёмин - Февральский дождь

Отец у нее был, только она его презирала, называла ничтожеством. Ее ненависть меня удивляла и даже пугала. Отец жил в семье, а не где-нибудь на стороне. Образованный человек, декан факультета. Правда, здорово квасил и в подпитии куражился над женой и дочерью.

Когда Арина впервые оказалась в моей квартире, ее внимание привлекла большая фотография Жени. Теперь эта фотография висела у меня в общаге.

– Как же ты ее любишь! – вырвалось у Арины.

В ее голосе слышалась зависть и ревность.

– Тебя все еще тянет к ней?

– Чем дальше, тем больше, – сказал я.

Я мог бы сказать иначе. Чем чаще Арина возмущалась поведением отца, тем чаще я думал, как же может возненавидеть меня Женя.

Арина тогда подошла ко мне вплотную:

– А как же я?

У нее вот так же, как сейчас у Лоры, дрожал подбородок и кривились губы. Она плакала без слез. Это должно было растрогать меня. Но я почувствовал раздражение. Никто не мог занять в моем сердце место дочери. Никто. И Арина это поняла.

Через два месяца, когда нам обоим стало ясно, что ей лучше вернуться домой, она сказала мне:

– Ты ответишь за меня своей дочерью.

Я не религиозный и не суеверный человек, но мне стало нечем дышать.

– Что ты сказала? – переспросил я, чувствуя, что хочу ударить ее.

Арину мой тон не испугал.

– Ты ответишь за меня своей дочерью, – повторила она.

В жизни столько будничного и неинтересного. В этом хаосе трудно разглядеть что-то стоящее и настоящее, но пока незаметное в своем развитии. Мы обычно заняты сами собой, своим никому не интересным. Но в случае с Лорой я не был совсем уж слепым. Нет, я чего-то не видел и еще больше не мог предвидеть. Но не это главное. Главное – предыдущий опыт, по которому Лора была табу.

Женя подошла, готовая тоже заплакать, обняла подружку.

– А мы правда похожи?

Они действительно смотрелись, как родные сестры. У меня защемило сердце. Я обнял обеих.

Открылась дверь. Вере показалось подозрительным долгое отсутствие девушек. Пришла не зря – застукала мужа в странных объятиях.

– Это еще что такое?

– Любовь, мама, – отозвалась Женя. – Может, не совсем взаимная, но что делать?

Вера ушла на работу. Женя – к Лоре. Наконец, можно было сесть за работу. Но зазвонил телефон.

– Приветик, – сказал знакомый мальчишеский голос. – Не забыл еще? Я в Москве. Как обещалась. Могу показать.

– Что ты хочешь показать?

– Как я московских телок раздеваю. Жду тебя у памятника Пушкину.

Через двадцать минут я был на Пушкинской площади. Даша сидела под фонарем в черной шапочке, надвинутой на глаза. Рядом сидела ее подружка, тоже в черной шапочке. Когда я сел рядом, Даша тут же встала.

– Ну, что? Пошли на дело?

Я не понимал, что с ней происходит, зачем ей эта игра. Конечно, эта игра, но…это не игра. Даша всерьез хочет сесть за решетку. Наверно, ей надоело быть мамой для брата и сестренки. Надоело слышать их голодный плач, который рвет ей сердце. Она устала.

– Дашка, ну ты даёшь! – вырвалось у меня.

Эта прищепка вдруг окрысилась:

– Ты так ни хрена и не понял. Я как раз не даю и не хочу давать.

– Да понял я! Но зачем ради этого нужно садиться в тюрьму?

– Пошли, – сказала Даша. – Свидетелем будешь.

– Погоди, – сказал я. – Свидетель, который не принимает меры к задержанию преступника, расценивается, как сообщник. Я обязан буду позвать милицию.

– Нормалёк, – согласилась Даша.

– Но я никуда я с тобой не пойду, – сказал я. – Идиотизм какой-то.

– Сам ты идиот! – процедила Даша.

Я поблагодарил.

– Ладно, – смягчилась Даша. – Я на тебя зла не держу. Иди с миром, но в задницу!

– А по-человечески нельзя объяснить, что происходит? – сказал я.

Даша заплакала. Возможно, ждала, что начну утешать. Но скоро успокоилась и сказала.

– Толпа* (сноска. *Толпа – уличная компания. жарг .) приговорила меня к спиду. Решили так наказать за то, что я из пацанов дураков сделала. Поручили одному спидоносцу заразить меня. В смысле, другие будут меня держать, а он…

Я не знал, что сказать.

Был теплый осенний вечер. Но Дашу стал пробирать озноб. Она прижалась ко мне и заревела. Вот сейчас, похоже, это были настоящие слезы. Даша хлюпала носом, а я лихорадочно соображал, что же делать. Честно говоря, хотелось уйти. Вот просто встать и уйти. Понятно, что девчонка решила воспользоваться моим сочувствием. Но какого черта я должен участвовать в этой шизофрении?

Я уже отстранился от Даши, изготовился встать со скамьи. Но вспомнил о своем смутном замысле написать киношную историю. Девочка из провинции создает шайку из себе подобных метёлок. Но дальше история не развивалась. Теперь же – такое неожиданное продолжение. Девочка сама стала жертвой уличного мира. Приговаривается этим миром к страшному наказанию – заражению спидом.