Игорь Евтишенков - Этюды

Сейчас Алёна, младшенькая, живёт далеко, за городом, а Света, старшенькая, рядом, две остановки на метро. У Алёны второй муж попался вроде ничего, работящий, но молчун. И недобрый. Всё время волком смотрит, как будто удара ждёт в спину. Видно, жизнь тоже помотала. Про своих родителей ничего не говорит. А здесь, на всё готовом, жить отказался. Тогда ещё Лида жива была. Сказал, что в двушке две семьи не уживутся. Теперь, вот, мыкаются сами, снимают угол где-то. Не по-людски как-то. А произошло-то всё по глупости. По чистой глупости. Не нравилось им, видите ли, как он со стола крошки сметает в ладошку и съедает, не выбрасывает. Муж её кричал, что везде корочки от хлеба сушатся, как в войну. А они только в хлебнице и лежали. Вещи их трогать тоже нельзя было. А как их не трогать? Жили-то все вместе – они с ребёнком в комнате, а он – на кухне. В сад внука водить не доверял… Чтобы позавтракать, приходилось вставать пораньше, чтобы им не мешать. Один раз даже так осерчал, что наорал на Алёну и сказал, что лучше бы «её отцу» пойти работать, чем зря небо коптить. С молдаванами или таджиками улицы мести – тоже работа. Я пошёл бы, да сил уже нет. Не понимает он, молод ещё, горяч, от жизни всего хочет. Так всегда было. Старики всегда молодым мешали. А съехали они после того, как я случайно к ним в комнату зашёл. По телевизору показали Судостроительный завод, гальванику, где мы с матерью работали, и улицы с рельсами между цехами. Хотел порадоваться вместе. А они в это время переодевались куда-то идти. Ну и что тут такого? Я же двоих дочек вырастил, что ж тут такого страшного, что зашёл без стука? Э-э-х… Но нет, заартачился, завтра, кричит, ноги моей в доме этом не будет. Так и съехали к чёрту на кулички. Алёна всё плакала, но куда же ей деваться? Для неё ребёнку отец нужней, чем дед, это ясно. Так вот один я и остался в своей малогабаритке.

Старшая, Света после развода в бога ударилась. До этого по всей стране за мужем колесила. Говорила, он – прораб от бога. Они, мол, ни в чём не нуждаются. А он шулером оказался. У людей деньги за ремонт брал и исчезал. Поэтому и переезжал с места на место. Ну и она – за ним. Машину ему на себя купила, в кредит. Говорила, что ему, как гражданину Молдавии это делать нельзя. Дура. Ребёнка у них не было. Поначалу меня обвиняла во всём, а потом вообще звонить и приходить перестала. Обсуждать эту тему не хочет. И вообще вспоминать мужа не хочет. А что она хочет? Просил к матери свозить на могилу на Красную Горку, а она забыла. В бога стала верить. На каждом углу крестится. А к матери съездить – всегда занята. Как же её бог на это смотрит? Да уж…

А теперь ещё и Макарыч на прошлой неделе ушёл. Последний после Юрки был, с кем можно было поговорить. Многое помнил. Хороший человек был. Вдумчивый. На десять лет старше. Войну прошёл. Сейчас таких уже нет. Все только о себе говорят. И ещё о деньгах. Больше – ничего. Не дай бог о Советском Союзе вспомнить или о восстановлении Ташкента, где мы с Лидой работали, так вообще затюкают. Для них Родина только там, где платят больше. С кем теперь можно прошлое вспомнить? Да, и не с кем, получается…

Дверь входная вот просела. Щель между косяком и дверью уже приличная. Надо бы поменять, да одному несподручно. Таисия из подвала обещала, но как её, женщину, просить об этом?

Новое утро. С молодой соседкой договорился, что буду ходить на детскую кухню. Она одна, без мужа. А мне в радость, всё равно недалеко. Хорошо стоит, рядом со Сбербанком. Тут же и продуктовый небольшой. Удобно. Дверь только у них тяжеленная. Ну, ничего, народ постоянно входит и выходит. Кто-то да откроет. Так и есть. Внутри всего одна женщина с ребёнком на руках. Хорошо. Назвал номерок, расписался в бумажечке и пошёл к окошку получать. Там вторая женщина, посерьёзнее, стоит на выдаче у компьютера и молчит, как будто не замечает меня.

– Девушка, у меня номерок семнадцатый, – напоминаю ей.

– Дедушка, вам не сказали? Завтра приходить! – как из радиоприёмника выпалила.

– Как это завтра? – я даже опешил. – Что ж, детям сегодня ничего не дают?

– Всё, теперь решили, что через день получать будете! – смотрит на меня, как будто я с неба свалился, и ей теперь в тысячный раз надо объяснять какие-то прописные истины. Кто-то вошёл и стал сзади. Дышит тяжело. По ступенькам поднимался.

– Как же так? Я же ничего не знаю. Почему? – всё ещё растерянно пытаюсь понять, где совершил ошибку, и как теперь объяснять соседке, что им будут давать питание через день.

– Так удобнее. Неужели не понимаете? – уже начиная закипать, отвечает «молочница». – Вам же через день удобнее. Меньше ходить. Удобнее, дедушка! – почти шипит она.