Ирина Млодик - Там, где тебя еще нет… Психотерапия как освобождение от иллюзий

Через какое-то время Ганс не выдержал:

– Допивай пиво, пойдем. Тебе надо сегодня возвращаться на строительство?

Тот угрюмо кивнул.

– Ты вернешься туда через час, а сейчас пойдем, прошу тебя.

Они молча спустились к морю и пошли вдоль скалистого берега.

– Я знаю место, где нас никто не найдет. Это мое место. Моя тайна.

Он показал Хилому вход в грот, и они, подтянувшись, с трудом разместились там вдвоем.

– Это место много раз спасало меня, давая уединение и покой. Я открыл его тебе. Теперь открой и ты мне хоть что-нибудь из твоей тайны.

– Зачем тебе это знать, Ганс? Ну чем тебе плохо живется? Поверь мне, тебе не станет легче, если я расскажу. А я нарушу слово, данное Правлению.

– Я знаю гораздо больше, много больше того, что ты мне можешь рассказать. Но то, что мне можешь поведать ты, – бесценно для меня, поверь.

– Ладно… Это так ужасно, Ганс! Начну по порядку. Мы пришли к Горе через четыре дня.

– Так долго шли?

– Там, за рощами, еще более глубокая низина и совершенно непроходимые болота. Правление показало нам карту, где есть брод и можно пройти, но надо было быть очень осторожными, некоторые кочки все равно уходили под воду, несмотря на то что они обозначены как крепкие. Мы потеряли там одного из нас…

Эта топь так прожорлива! Она сожрала его так быстро, что мы даже сообразить ничего не успели, да и он, похоже, тоже. Даже не кричал, видимо, не понял, что с ним происходит… Большая часть времени у нас ушла на эту бесконечную дорогу через это вонючее болото. Боже, Ганс, никогда не ходи на болота, трудно даже описать, насколько это жуткие места.

Потом болота закончились и начались предгорья, дорога пошла чуть вверх. Но начались труднопроходимые леса: сплошное сплетение веток. Идти было тяжело, и снова пришлось заночевать. Ну, я тебе скажу, это еще страшнее, чем спать на болоте. Всю ночь там орали и выли какие-то звери. Мы почти не спали, пытаясь поддерживать большой костер, – крупных поленьев не было, а ветки приходилось подбрасывать постоянно. Если бы костер погас, они бы точно сожрали нас живьем.

Когда лес вдруг неожиданно закончился, мы оказались перед отвесными скалами: ни взобраться, ни обойти. Долго думали: вправо или влево идти. Решили пойти влево: по краю леса, вдоль скал. Потом, уже к вечеру, нашли скалу с выступами, можно было бы попробовать забраться, решили – с утра попробуем. Выбрали, что полезут Жозеф и Длинный. Жозеф – легкий, он мог бы встать Длинному на плечи, а тот своими цепкими, как железные крюки, пальцами мог бы хвататься за камни.

Мы с Германом остались внизу, смотрим на них, а живот так и сводит от страха, особенно когда под их ногами камни начинали сыпаться. В конце концов Жозеф добрался до какого-то небольшого выступа, но Длинного подтянуть, конечно, не мог. И вот стоят они так: Длинный – вжавшись в скалу спиной к нам, а Жозеф медленно так разворачивается на своем пятачке и орет: «Вижу! Город наш вижу, вдалеке в тумане». Я ему снизу: «А другую дорогу к Горе видишь? И большие прямые деревья?». А он: «Большие деревья вон там, в другой стороне, куда мы не пошли. Но дороги к ним не вижу. Нет, похоже, к ним дороги либо из-за тумана не видно». «Хорошо, спускайся давай», – кричу ему.

Не знали мы, дружище Ганс, что труднее всего не забраться, а спуститься. На скалах с детства живем, да вверх по ним не лазали никогда. Сначала Жозеф сорвался и упал, умер мгновенно, даже сообразить ничего не успели. Потом Длинный, он как своими пальцами-крюками ни цеплялся, а потерял опору и все – тоже упал. Расшиб себе что-то внутри. Два дня кричал, а мы ничего сделать не могли. Ужасная смерть, до сих пор крики его в ушах стоят…

Когда и его похоронили, я решил, что нам надо возвращаться, потому как одним нам эту гору не одолеть, а задание мы выполнили: Жозеф указал, где растут прямые деревья…

Эта прожорливая топь – чудовище, постоянно требующее жертв. По одному на каждый проход по ней. На обратном пути она взяла Германа…

Вот я и думаю, Ганс, не дороговато ли нам обходится строительство? Четверо моих парней пропали ни за грош. Ты меня еще спрашивал, почему нам Правление не платит? А я вот теперь думаю: это мы платим Правлению, да еще такую большую цену. А главное: за что? Кому нужна эта чертова вышка?

Они еще посидели в тишине, слушая, как грот гасит звуки моря. Хилый в какой-то момент даже смахнул слезу. Ганс обнял его за плечи, и они некоторое время просто сидели рядом, объединенные общей печалью и общей тайной…