Михаил Калинин - Потому что я – отец

И, наконец, самое главное. Папа научил меня ещё кое-чему: никогда не останавливайся! Не прощаемся.

Спасибо всем за этот проект. И спасибо тебе, папа. Я доказал!»

Я встал ещё на середине речи, сидя невозможно слушать эти слова. По телу пробегала дрожь, ладони вспотели. Он действительно доказал. Правда, требуя доказать, я не благословлял его на успех. Тогда я устал спорить с ним и махнул рукой. Никогда не хотел, чтобы мой ребёнок, как скоморох, развлекал народ, наоборот, я видел его развлекающимся в первом ряду. Но раз это призвание, мне ничего не остаётся. Только принять этот выбор и следовать за ним.

Слева счастливая жена. Царица на троне. Приподнят подбородок, прямая спина, нога на ногу, величественная улыбка. Карие глаза светятся гордостью. Мне неловко, ведь о ней не сказано ни слова. Но ничто не омрачало её одухотворённое лицо, и это успокаивало.

Девушка была некрасивой.

Это не должно меня волновать, но в момент нашего знакомства очевидное наблюдение не отпускало. Особенно на фоне жены, которую природа наградила роскошной внешностью. Супруге это показалось недостаточным. Постоянные тренировки в зале, сбалансированное питание, сдержанный, но очень продуманный макияж, тщательно подобранная одежда – я привык любоваться ею.

Рядом с ней гостья казалась серой мышкой. Заурядное лицо, тысячи таких мелькают на улицах и тут же забываются такими же неприметными прохожими. Первое впечатление я отбросил быстро. За столом меня занимал и радовал только влюблённый взгляд, которым девушка встречала каждое слово своего симпатичного, мускулистого избранника. Вместе около года, видятся почти каждый день; достаточный срок, чтобы сбросить пелену детской, слепой влюблённости и перестать боготворить выдуманный образ. Но она смотрела на него пылко с лаской и нежностью, не отрываясь.

В этой сценке настоящая красота жизни. Без ретуши и лишних эффектов. Или, как все подписывают фотографии в социальных сетях, без фильтров.

Многим бы пожертвовал, чтобы моя жена смотрела на меня так же двадцать лет назад.

Сын долго прятал от нас спутницу, видимо, не надеялся на тепло нашего приёма.

Мы вчетвером на кухне. Тесно и душно. На столе изобилие – можно досыта накормить десять амбалов. Жена промолчала почти весь вечер. Её безмолвие придавало беседе налёт нервозности и напоминало о важности этого ужина. Это не усталость из-за готовки. А если точнее, не только готовка её утомила.

Я откупорил бутылку самого дорогого коньяка в доме, но никого не убедил составить компанию. Поднял тост, разукрасил короткую речь предсказуемыми метафорами и резким движением опрокинул бокал, пить коньяк скромными глоточками не научился. Позволил себе за вечер еще пару тостов и практически трезвый любовался восторженным взором девушки. Когда сын, сидевший напротив нас, что-то объяснял мне или жене, а его возлюбленная жадно ловила каждое слово, с трепетом разглядывая хорошо знакомый профиль, я улыбался от умиления.

Мне уже давно не двадцать лет, и я хорошо понимаю – на этом выражении лица, которое я назвал «влюблённый взгляд», будущее не построишь. Сколько времени он будет озарять лицо? Не затрет ли мелькание повторяющихся дней его слишком быстро? Нет, это, безусловно, не фундамент, на который можно уповать перед бурей.

Может быть, сын не придаёт ему большого значения или вовсе не замечает. Но! Мы прошли непростой путь с женой. Быть рядом с ней, несмотря ни на что, – мои счастье и победа. И единственное, чего мне не хватало по-настоящему, – взгляд, полный тепла, страсти и бесконечной любви. Поэтому несколько раз за вечер меня посещала мысль: пусть это и не фундамент, но большая ценность, её отсутствие в начале пути может удручать спустя десятилетия.

Я вспомнил маму. Так же преданно смотрела она на отца, жадного на эмоции, сдержанного боевого офицера. Если что-то и могло разгладить испещрённое морщинами строгое лицо, то только её чёрные глаза и усталая улыбка.

Молодые ушли, супруга, опираясь о стол, смотрит на всё так же набитые салатницы, аккуратно выложенную на блюдах нарезку, остывшую гору сочной говядины. Я готовился к тому, что она захочет компенсировать молчание во время ужина. Не торопится. Отрывается от натюрморта с показным безразличием, небрежно поправляя пышные, длинные волосы, поворачивается ко мне. Смотрит в сторону.

Я ожидаю: «Неужели не мог найти посимпатичнее», «Ты видел, как педантично она режет мясо? Не удивлюсь, если тренировалась с линейкой, чтобы все куски были одинаковыми», «Ну что за безвкусная оправа очков?» А она молчит. Наконец повисла на мне. Без слов. Без сил. Без слёз. Я сдался.