Александр Сороковик - Загадка древней статуэтки

Смит аккуратно собрал все вещи, рассчитался за номер и выехал на вокзал. Хотел сперва оставить проклятую статуэтку в гостинице, но побоялся: пока доедет до Либавы да пока дождётся парохода. Российская сыскная полиция может быть очень быстрой, а шкатулку с Буддой станут искать, и тот, у кого её найдут, должен будет объяснить, как она к нему попала.

***

За разговорами в пути и время летит быстрее. Попутчик попался немного странный, говорил с акцентом: американец, был в России по торговым делам, сейчас возвращается обратно. Степан Николаевич Одинцов, помещик средней руки, в ответ обстоятельно рассказал ему о своём имении, о супруге Варваре Сергеевне, сыне Александре – поручике артиллерии, и дочери Татьяне, гимназистке.

Особенно гордился Степан Николаевич сыном – красавец, умница, на хорошем счету у командиров, службу блюдёт, да ещё и восточным искусством увлекается, книжки умные читает.

Собеседник на эти слова улыбнулся как-то криво, а когда пришла пора Степану Николаевичу выходить, достал из чемодана свёрток и сунул его в руки помещику:

– Вот возьмите для вашего Александра. Там одна японская статуэтка, она досталась мне по случаю, хотел с собой увезти, да знающие люди сказали, что надо бумаги выправлять, экспертизы проходить. Куда оно мне, пароход послезавтра.

Степан Николаевич рассыпался в благодарностях, но иностранец только махнул рукой и отвернулся к окну.

«Видно, брат, не шибко пошли у тебя дела в России: домой вон, поджав хвост, возвращаешься!»

«Не успел выбросить, так пусть этому индюку останется. Если не дурак, смолчит – так и будет валяться у него где-нибудь в чулане. А разболтает – ему же хуже, возьмут дурака за шиворот. Да я уже далеко буду, до меня не доберутся. Теперь и впрямь она ни к чему – ни продать, ни вывезти. Эх, не вовремя старый хрен помер, не вовремя…»

Ах, какое чудное выдалось в тот год лето в Одинцовке! Таня приехала на каникулы с подругой Наташей – весёлой, смешливой, звонкоголосой. Александр привёз сразу двоих друзей: молодых офицеров Митю Косторцева и Нику Шлиппенбаха. Тут же в имение потянулась соседская молодёжь: гимназисты, офицеры, барышни, художники.

Чуть не ежедневно гремела музыка – давали балы, любительские спектакли. Накрывали чай в саду, ужин в зале. Старому лакею Савватию дали в помощь трёх молодцов, и те не всегда справлялись вовремя! Степан Николаевич и Варвара Сергеевна словно помолодели и, хотя жаловались друг другу на шум и суету, выглядели счастливыми.

Они любовались своими детьми – здоровыми, юными, красивыми, а также их окружением – столь же весёлыми молодыми людьми и барышнями. Воздух казался пропитанным смехом, флиртом, радостью и задорной энергией, бьющей ключом.

Солидные родители и опекуны молодёжи собирались в гостиных за винтом, наливками и сигарами, рассуждали о политике, вспоминали старое время. Наблюдали за своими чадами, ревниво сравнивали, составляли в уме марьяжные пары.

В первый же день Сашиного приезда Степан Николаевич зазвал его в кабинет и вручил статуэтку, полученную в поезде от американца. Тот повертел её в руках, воздал должное старинной отделке, но остался равнодушным: как оказалось, его больше не интересовало восточное искусство, он всё своё время посвящает службе, углублённо изучает баллистику, и вообще «Изящными вещицами должны барышни заниматься, вот найду себе невесту, подарю ей, пусть любуется!»

Старшие Одинцовы очень хотели для Саши в жёны дочку соседа Андрея Афанасьевича – Полину. Зная упрямый характер сына, ничего ему не говорили, но наблюдения за молодыми утешения не приносили: Саша одинаково ровно обращался со всеми девушками, красиво танцевал, дурачился, шутил и предпочтения никому не выказывал.

Статуэтка так и лежала в шкатулке у Саши в комнате, ожидая своего часа. Лето кончилось, молодёжь разъехалась, в имении наступила тишина. В следующие годы дети приезжали поодиночке и ненадолго, того весёлого и беззаботного лета 1909-го года больше не повторялось.

Александр рос по службе, получил звание штабс-капитана. На все вопросы о женитьбе отшучивался: «Вот дослужусь до генерала, тогда и подумаю!» Таня составила удачную партию с петербургским чиновником и уехала в столицу.

Старые Одинцовы жили тихо и уединённо, особенно после начала войны с Германией. От Саши приходили бодрые письма с фронта: он получил очередное звание, воевал удачно, даже не был ранен. У Тани родился сын Василий, но они боялись покидать относительно спокойный Петербург, точнее, по-новому, Петроград.