Анна Рожкова - Мотылек

– Наташ, ты, конечно, прости, что я лезу не в свое дело, но ближе меня у тебя никого нет, а ты все прячешься в свою скорлупу, нет бы поделиться, поплакаться как нормальный человек, – понизила голос Лика.

– Ну что ты хочешь услышать? Да, он тяжелый человек, с ним непросто, но не нужно делать из меня жертву, я знаю его уже тридцать лет. У него тяжелая судьба, ничего ему не давалось в этой жизни просто так. Всего приходилось добиваться самому, иногда просто вырывать зубами.

– Ой, да что ты его защищаешь? Все носишься со своим Максимкой, как будто ему три года, – ответила Лика.

– Я его не защищаю, – продолжила Наталья, – просто я сама знаю, как ему тяжело в жизни было, какой стресс он испытал.

– Ой, ну и какой же такой стресс он испытал? – поддразнила Лика.

– Прекрати насмехаться, – на Наталье лица не было, – мать Максима убили.

Лика осеклась.

– Прости, Наташа, я не знала, ты никогда не говорила, – примирительным тоном сказала она.

– А зачем об этом говорить? К чему прошлое ворошить? – пожала Наталья плечами.

– Расскажи, как это случилось? – попросила Лика.

– Да я сама мало что знаю, – Наталья поднялась со своего места и подошла к окну, повернувшись спиной к подруге. Она не любила делиться такими, как она считала, интимными подробностями чужой жизни. – Ее звали Ева. Блистательная, неповторимая, очаровательная, – начала Наталья свой рассказ. – Я до сих пор ее помню как вчера. Раз увидев, ее невозможно забыть. Ее образ просто врезался в память. Максим ее безумно любил, и она его тоже, это просто невозможно было не заметить, так это бросалось в глаза.

После смерти бабушки Максима, они въехали в ее квартиру, по соседству с нашей. Не знаю, как они познакомились с моей матерью, но как-то вечером мама сообщила, что у нас гости. Мы с отцом очень удивились – к нам редко кто-то приходил, мы вели очень обособленный образ жизни. Даже не знаю, чем Ева так очаровала мою маму, что она даже пригласила ее в гости. Это был знак наивысшей благосклонности. Я весь день просто сгорала от нетерпения.

И вот в шесть раздался звонок в дверь. Открыла Марьванна и в комнату вошла, даже не вошла, а просто вплыла очень красивая молодая белокурая женщина. Я просто рот открыла от восхищения. Она мне напомнила какую-то иностранную актрису – черное облегающее платье, туфли на высоких каблуках, убранные в высокую прическу волосы. Даже не подозревала, что такие женщины существуют, всегда думала, что таких только в телевизоре показывают. Я не сразу заметила, что она пришла не одна, рядом с ней стоял мальчик примерно моего возраста – точная копия мамы – такие же утонченные черты лица, такие же белокурые волосы. Я была просто сбита с толку – как будто два инопланетянина прилетели к нам в гости. Сели ужинать. Я была просто как в тумане – это было самое яркое впечатление моей устоявшейся, устаканившейся жизни. Не слышала о чем они говорили, что обсуждали, да мне было и неинтересно. Я не сводила глаз с Евы, ловя каждое ее движение, каждый исполненный изящества жест тонкой руки, мимолетную улыбку, взмах длинных, накрашенных ресниц. Жаль, что нельзя передать словами ту гамму чувств, которую я испытала в тот вечер. Невольно сравнивала Еву со своей матерью – никогда не пользующуюся косметикой и предпочитавшей одежду исключительно советских производителей. Если это можно назвать сравнением. Мне почему-то было ужасно стыдно за мать и жаль что эта красивая женщина не моя мама.

После мы с мальчиком, ах, да, его звали Максим, по началу я не обратила на него ни малейшего внимания, так я была поглощена созерцанием его необыкновенной мамы, мы с Максимом пошли ко мне в комнату, и он увидел пианино. Он тут же сел и заиграл. Ты знаешь, я много раз анализировала этот необыкновенный день и сделала вывод, что пропала именно в тот момент, когда увидела Еву. Видимо, кто-то там, – Наталья указала пальцем на потолок, – решил, что так тому и быть. О чем это я? – Наталья провела рукой по волосам. – Ах, да, Максим заиграл, я была поражена. Сколько еще сюрпризов ожидало меня в этот вечер? Он обронил, что Ева (кстати, он называл маму Евой, можешь себе представить?) может научить меня играть, если я, конечно, захочу. Он еще спрашивал, хочу ли я, – Наталья усмехнулась. – Всю ночь я ворочалась, не в силах заснуть. Как драгоценности перебирала все события этого насыщенного дня, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности – вот Ева берет тонкими пальцами бокал, подносит его к накрашенным губам, делает глоток. Вот она смеется, слегка наклонив голову набок. Знаешь, Лика, думаю, я влюбилась в Еву, потом просто перенеся эту любовь на Максима. Утром я пристала к родителям, сказала, что хочу заниматься музыкой с мамой Максима. Родители сомневались – допустить постороннего в нашу семью – немыслимо. Но, в конце концов, они были вынуждены сдаться – я каждый день тростила им, что хочу заниматься, устраивала истерики, плакала. Где-то через месяц это возымело эффект. Помню день, когда Ева должна была впервые прийти заниматься со мной. Было лето, легкий ветерок, проникая сквозь настежь распахнутые окна, колыхал занавески. Я с бьющимся сердцем ждала ее прихода, надев свое лучшее платье. Когда в дверь позвонили, подпрыгнула, как ошпаренная. С трудом удержалась, чтобы не броситься открывать дверь. Ладони стали влажными, и я вытерла их о платье. Дверь открылась. На пороге стояла улыбающаяся Ева, держа в руках ноты. На ней было льняное летнее платье, открывающее плечи, на ногах – открытые сандалии, волосы собраны в пучок. Она показалась мне еще прекрасней, моложе и как-то приземленней, доступней.