Анатолий Полотно - Выход за предел

– Ну, это не я говорю – Слива. А Юра Лоза поет. А с Сережей мы уже знакомы, – проговорила Василина и улыбнулась своими красивыми, с лучиками по краям, губами.

– Во как! Наш пострел везде поспел! – весело пробасил Слива и, посмотрев на ребят, скомандовал: – Ну, лабухи, пора в забой! А вы, голубки, поворкуйте тут наедине. Все музыканты отправились на сцену удовлетворять культурные потребности отдыхающих. Ни Слива, да и никто в Ялте, еще не знал, что произошло с Василиной. А я и подавно.

Мы сидели и молча глядели друг на друга.

– Значит, ты у нас еще и музыкальная знаменитость? – спросил я и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Так, местного разлива, – ответила она и тоже откинулась на спинку, положив одну красивую ногу на другую.

И мы снова замолчали. На сцене за стеной музыканты заиграли «Филинс».

– Давай потанцуем, – вдруг тихо сказала она.

– Давай, – ответил я.

Мы встали и прижались друг к другу, и вдруг в эту маленькую обшарпанную комнатку пролилось столько счастья, сколько не смогло бы поместиться в огромном Ливадийском дворце. А звуки удивительно красивой песни, дыхание и тепло женщины сделали это счастье осязаемым. Я коснулся своими губами ее губ, и легкая дрожь пробежала по ее телу. Я взял ее за руку и вывел на улицу, поймал машину и повез в Жилище, пока там никого не было. На поворотах в окна машины к нам заглядывало огромное звездное небо, а по морю, за кипарисами, до самого горизонта серебрилась лунная дорожка, а мы по-прежнему молчали и смотрели друг на друга…

– Надо же, какая красивая девочка! – сказала, остановившись у песочницы, где играла Лина, какая-то женщина в берете, лакированных туфлях и с лакированной сумочкой подмышкой.

– Хочешь конфетку, девочка? Как тебя зовут?

– Меня зовут Василина, мне пять лет и семь месяцев. Я живу с бабушкой Мамашулей, а конфетку я не хочу, отдайте Микольке, он любит, – и девочка указала совочком на подбежавшего откуда-то белобрысого мальчугана в коротких штанах на одной лямке, который был постарше ее. Женщина угостила Микольку конфетой и ушла.

– Хочешь откусить половину? – спросил Миколька и протянул Василине конфету.

– Не, – ответила она. – Не буду.

Миколькой мальчика прозвала Василина, когда ей было года четыре и она никак не могла понять, почему родители зовут его Миколой, а все остальные – Колькой. Соединила эти имена и получился – Миколька. Так же получилось и с Мамашулей: мама Даша звала бабушку Машулей, а Василина стала звать ее Мамашулей, потому что взрослые у нее часто спрашивали: «Лина, это твоя мама?»

Нет! – отвечала она. – Это Мамашуля.

И все взрослые смеялись, а она говорила: «Что хохочешь? По лбу хочешь?» Это ее Миколька научил. И все опять смеялись.

Жили они в небольшом опрятном домике под высокой чинарой, обсаженной цветами. Цветы эти Мамашуля выращивала с большой любовью. Она все лето порхала над ними, как бабочка – весело и легко. Звали Мамашулю Мария Константиновна. Она была хорошо сложена и в свои уже немолодые годы ходила прямо, уверенно, с высоко поднятой головой. Голову эту венчали от природы густые пепельные волосы до плеч. В ней чувствовалась уверенность, но не было надменности, скорее, наоборот: чувствовалась какая-то открытость и доброжелательность. Она была бы даже красивой, если не оспины на лице – мелкие, глубокие, отталкивающие ямки без коросток. Вела себя Мария Константиновна всегда независимо и прямо, нисколько не обращая внимания на окружающих.

Мама Даша внешне очень походила на Мамашулю, но манера разговора, поведение были у нее другие. Она была разговорчивой, даже болтливой, быстро сходилась с людьми, бесцеремонно переходя на «ты». В женской компании сразу становилась лидером, а в мужской – предметом вожделения. Как рассказывала про маму Дашу бабушка, в школе она училась средне, как все, хотя могла бы быть круглой отличницей. Активистка и заводила с первого класса, к десятому она была уже заместителем секретаря комитета комсомола школы. Благодаря бабушке Даша прекрасно говорила по-французски и по-английски и могла бы с успехом поступить на факультет иностранного языка в Симферопольский педагогический институт. Благородно же учить детей… Но в школе она работать не хотела.

– Что я там не видела, в этом сумасшедшем доме с табличкой Средняя школа? – с насмешкой глядя на Машулю, говорила Даша.

Физический труд презирала, даже за цветами ухаживать не любила. Полить их там, прополоть – ленилась. Все время на собраниях, на бюро райкома каких-то, на сборах, на сдаче ГТО, на слетах, смотрах художественной самодеятельности, на соревнованиях. Вот и досоревновалась до райкома комсомола, а оттуда ее отправили в Москву учиться.