Валентин Лебедев - Цветы полевые

***

Дождь все не утихает… Шелестит по мягкой кровле крыши… Не гремит… Включил телефон… Четвертый час уже… Не спится…

Да… Бежит время… Завтра 21 августа… Отцу было бы сто лет… А, в девяносто четвертом, отец лежал после инсульта сороковой день. Жизнь покидала его. Стоя на полу перед ним на коленях, обняв его голову и прижавшись к его прохладной щеке, я прошептал:

– Пап… прости меня за все… и за гвозди…

Он еле слышно сжал мою руку… Наши слезы смешивались и скатывались по чуть пульсирующей жилке на его шее…

Через пятнадцать минут его не стало…

А дождь все не утихает… За окном засерело…

И щеку что-то заломило…

Под утро ненадолго заснежило. Снег валил крупными снежинками и тут же таял, срываясь с крыши, стекая звонкими каплями, громко тукая по отмостке. Разбудили…

Сварил кофе.

За окном плаксивый октябрь уже преодолел Покров день. Сегодня обещал съездить на дачные участки, посмотреть и посчитать лесенку. Не далеко, всего – то километров тринадцать.

Снега на дороге не было. Растаял… Остатки растащило машинами. По обочинам, на траве и на листьях деревьев еще белело ватными хлопьями. Свернул с главной дороги в сторону дач. За очередным поворотом голубой знак населенного пункта. «Сорокино».

Случайно глянул в левую сторону… Сквозь заснеженные березки и красные гроздья рябин виднелись черные развалины строения. Шевельнулось негромко в левой стороне груди, защемило. Прижался к обочине и вышел из машины. Стряхивая снег с веток, обваливая его на лицо, спину продрался к догнивающим остаткам дома. Гнильё проросло деревцами-осинником, черемухой. Совсем развалившаяся русская печь, листы позеленевшего кровельного железа. Вокруг заросли жухлой крапивы и рыжие завитушки иван-чая. Один уцелевший угол дома, невысокий, еще как-то держался в замках. Подошел, потрогал руками. Отломил край-растер пальцами в труху. В торце бревна третьего венца 3 3 Бревенчатый ряд , на гвозде, повисла обглоданная ржой какая-то банка. Снял, повертел в руках. Набрал горсть снега и потер твердую поверхность. Матово блеснуло зеленым, обнажив потрескавшуюся эмаль…

Неожиданно, раздвигая пласты памяти, стали всплывать забытые события, картины из прошлого, быстро, перескакивая с даты на дату…, пять, десять, тридцать, шестьдесят лет…

Запершило в горле, заложило комом, по лицу пролились капли тающего снега…

***

После Петрова дня установилось вёдро 4 4 Жаркая, ясная летняя погода . Ясное, прозрачное, с перламутровыми обильными росами, сухими полдниками, душными, пахучими вечерами, короткими томительными ночами. Потяжелевшие за июнь травы, выпрямились, сбросив на теплую землю созревшие семена. День забежал на гору и потихоньку, минутками, стал скатываться вниз. Сколько продержится славная погода-никто не ведал. Неделю, две? Может и больше.

Сенокосная пора… Многое надо успеть. И скосить траву, и перевернуть, подсушить, сбить в валы, чтобы продуло. Потом, начать сгребать, набирая сено деревянными граблями на ногу распрямляя стебли. Обхватив одной рукой охапку, плотно прижав к граблям, тащить ее к стогу. Здесь сено забиралось вилами на длинных черенках и закидывалось, подавалось на стог. На стогу обычно командовал дед Андрей – не тяжелый, сухонький, с длинной, совсем белой бородой. Командир! Показывал куда забросить, принимал навильник и распределял его в определенном порядке по стогу. Притаптывал, перекладывал. Мудреное дело! Чтобы дождь неожиданный не пробил, ветер не раздул… Ответственная работа.

На сенокосе трудилось почти все семейство Лебедевых – дед за главного, две дочери, Лидушка с Наташей и их мужья, дядя Петя и дядя Леша, сын Агафон (папа мой) и мама моя Нина. Брали отпуска, отгулы и помогали с заготовкой сена. Не было только старшего сына Георгия, (полковника тогда уже) служившего на Дальнем Востоке летчиком, нагонявшего страх на самураев.

Справлялись быстро. Работали справно. Да и что там надо-то на корову с телком – двести пятьдесят, двести шестьдесят пудов! К сенокосу готовились заранее. Договаривались с лесником о встрече и тот отводил участок под покос. Отводил его всегда в одном и том же месте. Но ритуал есть ритуал. Дядя Петя шел с лесником на участок. Лесник, махнув рукой в одном направлении, затем в другом, говорил: