Галина Клюс - Красавчик Роб. Семейно-романтическая драма

…Лиза, напевая что-то себе под нос, благо никого вокруг не было, уютно устроилась на берегу, под кронами своих любимых молоденьких дубочков, которые всегда её утешали шелестом изумрудных листьев. Вот-вот должна подойти в это условленное место её любимая и, пожалуй, единственная подруга, с которой они с детства почти не разлучались, – Соня Кудрявцева. Последняя не заставила себя долго ждать. Запыхавшись, она села рядом с Лизой, опустив на свои стройные от природы смуглые ноги, тоненькие, сплошь, словно в узорах, в синеватых жилках, руки.

Нетрудно было заметить, что во всём облике всегда жизнерадостной Сони в данный момент сквозили печаль и уныние, будто она была в каком-то трауре. С трудом подбирая слова, немного заикаясь от волнения, девушка дрогнувшим голосом промолвила:

– Лиза, неужели правду люди говорят, что ты вместе с братьями уезжаешь в Санкт —Петербург… а как же… как же я… неужели нашей дружбе – конец… я ведь… я ведь без тебя пропаду, – последние слова она чуть ли не выкрикнула в отчаянии, в голосе её зазвенели слёзы.

От её слов у Лизы, надо сказать, на глаза тоже едва не навернулись слёзы, но она сдержалась, обняла подружку за плечи и, как малого ребёнка, принялась её утешать, гладя по волосам. Соня доверчиво прижалась к ней, последний раз всхлипнула и с просквозившей в голосе надеждой простодушно сказала:

– А может, может ваша мама ещё передумает, разве можно вас так далеко отпускать, вдруг вы там, на чужбине, пропадёте, в таком громадном мега-полисе можно, как пить дать, затеряться.

На что Лиза с полуулыбкой и вполголоса отвечала:

– Увы, Сонечка, мы бы и рады ещё под крылом у нашей доброй мамочки пожить, но сколько можно. Суди сама, дорогая. Мне уже скоро стукнет двадцать два, по прошлым меркам я почти старая дева, а Игорю и Олегу девятнадцать будет. Да и Роберту, думаю, пора определяться, двадцать четыре скоро исполнится, да ты и сама ведь знаешь…

Тут позволю себе сделать маленькое отступленьице. Дело в том, что при имени Лизиного старшего брата, то бишь красавчика Роберта, – кстати, он один из главных героев нашего повествования, – Соня так вся и залилась краской. И ничего тут, право, нет такого особенного, если я раскрою, с позволения читателей, Сонину сердечную тайну, которая, во-первых, ни для проницательной Лизы, ни для самого Роберта, ни для односельчан тем более уже давным-давно не тайна, а, во-вторых, тайна не тайна, но ясно, как божий день, что Роберт – смысл всей Сониной жизни.

Ведь Соня, по правде говоря, и с Лизой дружила главным образом потому, что та внешностью напоминала ей Роберта. Что он, что она, оба редкой, ослепительной красоты: голубоглазы и стройны, золотоволосые и бледнолицые, а у брата вдобавок на подбородке притаилась неглубокая, вполне привлекательная и загадочная ямочка, сводившая Соню прямо-таки с ума. И вот как ей, Соне, сейчас быть прикажете? Её милый друг Роберт будет жить в самом Санкт – Петербурге, тогда, как она, несчастная, будет в тоске и печали снедать себя в этом Богом забытом захолустье, у которого и название какое-то совершенно убогое и дурацкое – Кукон. Значит, всё пропало, значит, всё исчезло, как исчезают мгновенно загадочные силуэты в сизом тумане!

– Всё пропало, всё пропало и назад не вернётся! – грустно, как заводная кукла, повторяла она, покачивая головой, одно и то же.

Честно говоря, в глубине души Соня Кудрявцева отдавала себе отчёт в том, что между Робертом Ивлевым и ней лежит громадная пропасть. Кто она и кто он? Часто задавала она себе этот вопрос. Он красив, что Бог Аполлон! А она? Она обыкновенная сельская простушка, вся смуглая, как цыганочка, худая, как щепка, с прямыми, как палки, волосами. Вот если бы у неё были такие же бездонные голубые, как два озерца, глаза, как у брата с сестрой, или волосы, цвета полуденного солнца…

Да если бы речь только о внешности шла, ещё куда ни шло. Но ведь она, в отличие от Роберта, увы, не вышла ни умом, ни талантом, ничем она не может его сразить наповал. За плечами лишь одиннадцать классов и работает она обыкновенным продавцом, и живёт мало того, что не в собственном доме, так ещё с пьяницей дядей, который по непонятной причине трезв бывает лишь по понедельникам. Дело в том, что родители у неё, когда она была совсем мала, погибли в жуткой автомобильной катастрофе.

Спрашивается, за что её, такую, убогую и невзрачную, будет любить самый замечательный парень на свете! Кроме неотразимой внешности, Роберт ещё необычайно талантлив. Во- первых, он умеет весьма выразительно, не хуже, а быть может, гораздо лучше, чем знаменитые артисты, декламировать стихи, во-вторых, он сам их вполне недурно сочиняет, а, в-третьих, он, словно ходячая энциклопедия, всё на свете знает. Перед ним даже историки могут спасовать, потому что Роберт, не заглядывая ни в какой словарь, уверенно ответит на вопросы, касаемые, скажем, декабристов, или знаменитого философа- вольнодумца, любимца Екатерины- Вольтера. Он знает обо всех наперечёт отпрысках последнего русского царя Николая второго. А уж про Александра Сергеевича Пушкина он знает весьма много из того, о чём учителя благоразумно молчат и, пожалуй, едва ли не более того, о чём знала собственная мать великого поэта.