Ядвига Врублевская - Гример

Когда мы вышли на улицу, я вдруг осознал, что от меня невероятно смердит. На улице стояла тёплая осень, воздух был чуть прохладным и свежим. На его фоне мы с Альбертом Аристарховичем сами пахли, как гнилушки. Ну и чёрт с ним. От меня после смены и похуже, бывало, пахло. Альберт Аристархович переговорил с Виктором Михайловичем, а потом повёл меня к моей же машине.

– Со мной поедете? – удивился я, садясь за руль. Кручинский сел рядом и тут же закурил.

– Хотя бы окно откройте, – попросил я.

– Что ж ты – гримёр, а не куришь?

– Странно слышать такие предрассудки от судмедэксперта. А вы, почему не алкаш конченый?

– Всё ещё впереди, – ответил он.

– Ну, так и у меня всё ещё впереди.

– Это верно, – сказал он. – К себе вези.

Я молча завёл машину, и мы тронулись. В это время года приятно вот так ездить. Домишки все маленькие, четыре этажа самое большее, довоенные, с украшательствами всякими, лепниной, которая периодически отваливалась, а потом клеилась обратно и замазывалась штукатуркой. Дорога ни к чёрту, но торопиться некуда. Так едешь спокойно, смотришь на солнце осеннее, и хорошо делается. Никакой спешки, никаких происшествий. Разве что – трупы странные. Ну что ж, бывает и такое: бандюги-то не перевелись. А с другой стороны, кроме нашей конторы по гримированию никого больше нет. Кто ж хорошего нужного человека убивать будет, даже если он авторитету нос криво замазал? Гримёр, он, как врач – человек необходимый. К тому же не болтливый, найди другого такого же. За такими мыслями я неожиданно для себя самого доехал до нашего морга . Альберт Аристархович ни слова не проронил, всё курил как-то нервно. А я гадал, что это с ним. Он же не такой человек, чтобы курить от нервов. Он был пижон и курил манерно, чтобы дамочки велись. И они велись. И хотя Альберту Аристарховичу пятьдесят пять стукнуло, он всё ещё был бодрым, подтянутым, моложавым, одним словом. После отпуска приезжал загорелый, это в нашу-то глушь. В общем, первый красавец, одно плохо – судмедэксперт. А туда идут люди специфические: циничные, иногда равнодушные, иногда вовсе психопаты, потому что натура сострадательная работать там не сможет. Сопьётся, вот как дядя Вова.

Мы вышли, потоптались на проходной. Я Палычу – охраннику нашему – сказал, что привезут к нам «голубчика» к обеду, а сам повёл Альберта Аристарховича в свои хоромы, которыми теперь всецело заведовал. Был у меня новый помощник, зелёный, как я, ещё больше пуганый, вечно у него руки дрожали. Я, кстати, Антона из своего же колледжа выцепил. Он только-только корочку свою получил. Работал больше на подхвате, «голубчиков» ему не доверял. Да он бы и не смог сам. На то, чтобы переквалифицироваться мазать мёртвые рожи с живых, время нужно. Мне, конечно, сильно знаний наставника моего не хватало. Иногда приходилось записи перечитывать. Лучше бы, конечно, было нанять медика какого, или химика, но симпатия к выпускникам Вузнического колледжа моды и дизайна имени Турхана Власовича Бодярова, победила.

– Чай будете? – спросил я Кручинского, включая электрический кофейник в розетку. В нём я всё кипятил. Даже яйца варил, бывало. Хорошая вещь.

– Владимир тебе должен был дневник оставить, – вместо ответа сказал Альберт Аристархович, по-хозяйски располагаясь за моим рабочим столом.

– Дневник? – не понял я… – А, записи об эфирах… Да, тетрадка такая убогая. У меня уже своя есть, – не без гордости ответил я.

Альберта Аристарховича мои слова привели в состояние странного помешательства. Он вскочил, подошёл ко мне и, схватив меня за грудки, как следует встряхнул.

– Выбросил? Ты что, дурак, её выбросил?! Отвечай!

– Да чего вы орёте, – сказал я спокойно, отталкивая его. – Не выбрасывал я ничего, всё в коробки, и в архив.

– Сейчас же иди в архив и найди её.

– Альберт Аристархович… – начал, было, я, желая его отчитать. – Вот люди, а? Приходят к другим на работу и отчитывают, за ниточки дёргать желают, чтоб я, значит, прыгал повыше, когда они мне команду дают…

– Сенька, – сказал он гневно. – Сейчас же в архив и найди записи! Иначе я тебя самого в эфир замариную.

Я почему-то послушался. Посмотрел на то, как у него глаза гневно горели, и послушно пошёл в архив. Кто его знает этого Кручинского, он, конечно, мариновать меня не станет, но вполне может за записи умершего друга придушить. Такой уж он человек. С дядей Вовой они были очень дружны, иногда мне это казалось странным. Такие они разные люди были и, на мой взгляд, сойтись никак не могли. Однако Кручинский бывшего моего начальника считал самым близким приятелем. И на похоронах был таким подавленным, что и слова не проронил. Я потом видел, что плакал он молча. Человек-загадка – Альберт Аристархович, да и дядя Вова тоже.