Наталья Комлева: Выдумки о правде

Может, вариант номер два: забросят, как Джеймса Бонда, в заграничное государство и велят выведать банковские секреты соперника, только уже делового?

Скорее всего, будет вариант номер три – совмещенный: разведать нечто за границей с помощью обольщения: «Мистер Бонд. Икс Бонд».

И кто он, хозяин неведомый?

Тут вспомнились литературные упражнения юности, когда для удовольствия пописывал безделушки – багатели, если по-иностранному. Был там такой багатель – про чёрта. А багатели эти писались отчасти для забавы не только своей собственной, но и приятеля по фамилии Михалёв.

Такой был багатель.

Послали раз Михалёва к чёрту.

Пошел он, а по дороге думает: интересно, какой такой чёрт из себя?

Наверное, серьезный, деловой мужик, в костюме-тройке и при галстуке в кресле сидит и перед ним – пять телефонов и все разные И секретарша чик-чик каблучками – чай носит, а он не пьет, говорит, какой чай – дела государственной важности, отлагательства не терпят! И в передовой статье в газетке фломастером чирк-чирк!

Или он на старичка больше похож? Давно уж, давно люди с ним дружбу водят, замучили, поди, совсем, выжали: старенький, седенький, из носика течет, глазки мокрые, шарфик кой-какой на шейке намотан… И но-шпу с валидолом попеременно мусолит.

Нет, думает умница Михалёв. Чёрт, как и положено по незыблемым законам диалектики, конечно, совсем другое обличье имеет, неожиданное. Какого и представить нельзя.

Так и оказалось.

Багатели багателями, а действительно интересно, кто именно и какую работу предложит за такую своеобразную плату. Впрочем, всё в своё время разъяснится.

И время наступило.

К концу короткого зимнего дня заглянул Сергей Анатольевич. Бегло, но с профессиональной цепкостью осмотрел вверенный объект, что-то тихо сказал Павлу и удалился.

Павел лично осмотрел внешность жильца флигеля, поправил манжету, обратил внимание на ногти, ботинки, потрогал стрелки на брюках, проверил наличие чистого платка. Повел в гостиную, велел сесть в кресло, предупредил, что при появлении Хозяина надо подняться. На что объект разрешил себе реплику: «Учили».

Странно, что не к Хозяину повели, а тот сам пожаловал. Тоже что-то значит: деталь их замысла или просто Главный дом пачкать не хотят посещением бомжа, хоть и отмытого?

Дверь распахнулась неожиданно и бесшумно: ни скрипящих под статуей Командора ступеней, ни тяжело-звонкого скаканья Всадника Медного.

Вошел персонаж действительно неожиданный – с первого взгляда показалось, не ряженый ли?

Густая борода, как бы даже и запущенная, но стрижка короткая. Не священник. Тогда зачем борода? Для эпатажу? Приклеенная, чтоб не опознали? Глаза властные, умные, яркие какие-то, тёмные. Сам тоже брюнет – с проседью. Туловище крупное, мощное. Руки лопатой. Без колец. Часы простые, хотя и недешёвые. Но холёный – это уж как полагается. Слишком холёный для офицера ФСБ. Видимо, эта организация тут не играет или играет не напрямую.

Кресло под Хозяином чуть скрипнуло.

– Ну что ж, – сказал он. – Поговорим.

– Ты прости, проща-ай, красно со-олнышко,

Ты прости, проща-ай, месяц я-а-асный…

– Перестань, мамушка, и без того невесело.

– Да это я, деточка, думу думаю, так вот от думы и поётся.

– И что это за дума у тебя тяжкая, невесёлая?

– Да вот как горю-то твоему помочь, крестница. Есть средство – да ведь грех, вот что. А я ведь тебе мать не простая, а крёстная – за тебя мне ответ держать перед Господом на Страшном Суде. И тебе придётся, деточка. Вот что.

– Ах, мамушка, там что то ли будет ещё, то ли, может, Господь помилует, а здесь-то ведь пропадаю я, горит огнём всё в груди, жжет, так вот и жжёт. Только тебя стыдно, то к тебе и пришла пожить, будто только чтоб старость твою утешить, а то бы уж побежала к пруду да и утопилась бы, либо к нему, касатику, тёмной ночкой пробралась бы – да и тоже, как в воду… Ах, какой он Финист Ясный Сокол, такой красоты и не видано, и не слыхано.

– С малолетства ты поперёшная была, несговорчивая. Что в головушку забьёшь, так уж не вытеребишь ничем – подавай! Почто ты на сына хозяйского заглядываешься, не по себе сук рубишь, не в свои сани мостишься?

Девушка опустила гладкую головку с тяжёлой каштановой косой и заплакала – трудно, со всхлипами. Старушка, пригорюнившись, смотрела, потом погладила мягкие волосы девушки и произнесла:

– Ин ладно, помогу тебе, только дай ты мне слово верное, что, как им натешишься, в скиту скроешься навеки – всё одно уж тебе тут не жить. Или Демидыч в хозяйки возьмёт, или…