Павел Нефедов - Аниматор мира. Часть 2

Он подбежал ко мне, открыл слюнявую пасть, и принялся уже меня жрать. Я закрыл глаза, но не сдвинулся с места. А когда я открыл веки, то этот Женя-урод помчался дальше. И было видно, что он бежит за мной. За тем мной, который от него убегает. Но тот я, который остался на месте, проигнорировав страх, стал ясно мыслить.

– Это точно симуляция ужаса! – Подытожил я. – Я оказался в какой-то гребаной системной ошибке. Раз меня невозможно уничтожить, значит буду разбираться, что это за надуманные параллели реальности.

Я решил отыскать своего спасителя, и поведать ему, что здешний ужас – фантом.

Трудно было найти того, кто постоянно мельтешит перед глазами. Как только я понял в чем дело, страх этого места решил подшутить надо мной. И спаситель, и даже монстр, пропали. Теперь не они искали мой испуганный взгляд, а наоборот, я пытался отыскать их нелепые догонялки. Ужас, как бы переквалифицировался в страх от невозможности отыскать спасителя.

В конечном итоге, я прошел по второму кругу безликие улицы серого города. Протер одеждой мостовые. Прочувствовал заново всю прелесть местных помоек. И чуть ли не с каждым, из этих уродливых жителей данного мира, мне пришлось поздороваться. Хоть в прямом, хоть в переносном смысле.

– Я бы остался здесь навечно, – рассуждал я, чтобы меня хоть кто-нибудь адекватный услышал, – ведь любое движение – жизнь. И бродил бы здесь, как идиот, в поисках, сам не знаю чего. Но у меня есть свои цели и задачи. Мечты, в конце концов!

Впервые, тогда, я по-настоящему стал скучать по своему распорядку дня:

08.00 – моделирование новых моделей, нового мира.

10.00 – просмотр обучающих уроков по 3d программам.

12.00 – нотная грамота и гитара.

13.00 – написание музыки в музыкальном редакторе.

14.00 – написание книги.

17.00 – редактирование уже написанных.

18.00 – сочинение стихотворения.

19.00 – перенос всех знаний в творческую комнату.

20.00 – работа с новым миром в творческой комнате.

03.00 – просмотр художественного фильма на просторах интернета (редко, но метко).

До 08.00 от оставшегося времени после фильма – сон, либо отдых в положении лежа.

Питание не включил, так как не помню, как вообще ел. Тогда, по-моему, я питался два через два. Два дня ел, по ночам, при просмотре фильма. И два дня не ел. Скорее всего так. Исключая, конечно же, те дни или месяцы (в иных мирах и время другое), которые я проводил в симуляциях.

И пища несла для меня лишь характер удовольствия. Никакой другой причины не было. Полезность и надобность отпали также, как и сама еда в настоящее время.

Разум сильная штука, как его не назови – компьютер, бог, тело, вдохновение, жизнь, смерть. И по мере его развития, он все больше и больше отказывается от телесного, и реального. Под реальным я подразумеваю то, что вы есть сейчас!

В общем, творчество, каким бы оно не было – это труд чистой воды.

С графиком я намудрил. Он конечно же менялся, исходя из текущих задач. Да и следовать я ему не всегда торопился. Знаете ли, жизнь вне системного периода, даже, если система все-таки присутствует, похожа на сегодня хочу так, а завтра по-другому.

Этим и интересна подобная жизнь. Она подходит, как заблудшим, так и потерявшим смысл жизни. Как говорится: «Жить из-под палки можно и долго, но бессмысленно!»

Вы поняли, о чем я? Я про жизнь, когда родился трамваем, уже стоящим на рельсах, определенного маршрута.

– Интересное зрелище! – Подумал я, когда свернул на незнакомую мне улицу. Она больше походила на технологичное поле, вроде современного стадиона. Или лесного поля с механическими штуками. Вот так непонятно, но логично, если объяснять русским языком, или на каком вы там говорите.

Визуально, я бы мог сказать, что попал с одного уровня на другой. Причем, были видны явные границы между раундами. Город, а за ним технологичное поле.

Я не стал робеть, ведь там могли храниться очередные ужасные секреты, и прошел прямо до середины поля.

Вокруг блистала гальваника. Трава сочетала в себе искусство, механизмы и органику. Словно на одном поле сочеталась трава из разных миров. Одни травинки красовались сочной зеленью, другие блеском металла, некоторые показывали высохшую и умершую желтизну, а были и такие, что скрипели своей рыжей ржавчиной.

– Чудеса! – Восхищался я.

Поле не было футбольным, поэтому тут росли редкие деревья. Они также делились на техногенность и растительность. Высокие, объемные. Местами, покрытые листьями из свежей материи, а участками, вырабатывающие мазут вместо смолы, и острые ножи вместо листочков.