Наталия Честнова: Карантинные заметки. Время коронавируса

Так вот эта религиозная община, показанная в фильме, сатмарские хасиды, просто ложится в мои детские воспоминания. Удивительно! Никогда не задумывалась даже. А тут одно за одним.

День следующий

Дни тянутся серо и буднично. Тем более, что похолодало: распускается сирень. Она тут не так часто встречается, как у нас. На участке и вовсе белая. Несмотря на запахи, все же моя любовь это настоящая сиреневого цвета. Это любимые цветы моей бабушки. У нее как раз день рождения 14 июня, в эти дни сирень и распускается. Теперь странно даже. Все сажают какую-то особую – то персидскую, то необыкновенных оттенков сиреневую. Света Коровина, наша соседка по даче в Заостровье, приходила каждую весну писать нашу сирень. Говорила, что у нас она нкаких то необыкновенных оттенков. Возможно, не знаю.

«Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени.

И красок крупные ступени

на холст как струпья положил»

Ее запах… А бабушке мы ломали сирень то на улице Пропаганды, давно исчезнушей среди многоэтажек, то прямо на Площади Мужества, пока эти кусты не вырубили бдительные охранники, расчищая территорию: здесь проходила дорога на дачу Григория Романова, бывшего тогда всесильным первым секретарем Ленинградского обкома партии.

А аллеи акаций, тянущися вдоль Старо-Парголовского еще до того как он стал Мориса Тореза, были зимой завалены снегом. Никто их не чистил и мы шли как первопроходцы.. утопая по колено, тряся ветви, купаясь в снежных хлопьях. А придя домой, шли сразу в ванную: только там можно было снять эти намокшие рыжие мохнатые рейтузы и не замочить всю квартиру.

У нас была соседка (эти две комнаты мы получили взамен двух в разных местах- бабушкиной на улице Маяковского на последнем пятом этаже, где я родилась, где в печке сгорела моя кукла, когда папа посадил ее заклеенную сушиться чересчур близко, где я каталась на велосипеде по коридору, а Милочка, моя тетя, немногим старше меня, вылезала из окна в коридоре на крышу и там загорала, и 26 метровой на пр. Карла Маркса, где мы с братом спали на двухэтажной кровати, а дядя Ваня грохотал своими сапожицами по коридору в кухню, где тетя Маруся делала клиенткам шестимесячную завивку и они сидели засунув голову в духовку: сушили волосы. А на их столе в кухне лежало в тазу в воде сливочное масло, поскольку холодильников еще не было. Мы покупали 150 грамм, а они почему-то килограмм. Другой сосед-дядя Витя, по коридору летал, его не было не видно не слышно. В каждой комнате жила семья с двумя детьми. Дом был институтский, все работали в институте телевидения (ВНИИТ).

А здесь, на Старопарголоском, у нас была всего одна соседка. Как же ее звали… Не помню. У нее был сын, немного младше меня. Папа получил право поставить телефон, простояв в очереди 15 лет, и благородно вынес его в коридор, хотя мог бы и в комнате оставить. Потом, когда начались кооперативы, мама предложила соседке построить на ее имя однокомнатную квартиру. Та отказалась, хотя ей в довесок еще хотели отдать появившийся тогда холодильник „ Ленинград». Она не захотела. Причина была неясна: то ли все боялись, что придется много платить, то ли боялись кооперативов и отдельных квартир… К ней ходили офицеры из академии Связи, расположенной неподалеку, на Тихорецком, она вроде там же работала медсестрой… но она не захотела. И мама обменяла эти две комнаты на квартиру -распашонку. Это был невероятный обмен: она пошла в исполком и предложила отдать эти комнаты двум семьям, а нам- расашонку, в которой можно было поселить только одну семью. И так жилищные условия улучшались сразу трем. И наша строптивая соседка получила двух новых соседей. А мы отдельную квартиру с кухней 4.5 метра и прожили там 18 лет.

Я очень любила, когда мои родители уезжали на дачу: они купили участок 6 соток в Песочной, как раз напротив Онкологического института. Брат любил туда ездить, а я нет- была уже большая. Мне было 15 лет. Я оставалась дома. Жарила себе капусту, читала, бездельничала, каталась на велосипеде и была очень довольна этой свободой. Один раз вышла за газетой – мы жили на первом этаже и почтовый ящик был рядом, а на площадке кошка, я инстинктивно закрыла дверь. Она и захлопнулась. Я поднялась на второй этаж, спросить у соседки 2 копейки, чтобы позвонить из автомата. Она вышла в неглиже, но денег не дала. А у меня уже из форточки дым пошел: что-то я там жарила… Как то удалось у бабушек на лавочке одолжить эти несчастные две копейки и автомат был не сломан, и папа оказался на месте, а не в командировке… Вообщем котлеты не успели догореть.