Катя Дериглазова - Девочка летом

По лестнице спустилась строгая женщина в очках. Взмахнула рукой:

– Абитуриенты, с сотых по трёхсотые номера! Проходим в двести первую аудиторию! Родители, все на выход, приходите через три с половиной часа! Абитуриенты, в двести первую, второй этаж, с сотых по трёхсотые номера! Через 20 минут закрываю дверь! Рассаживаемся! Пишем только на экзаменационных листах! Черновики тоже на листах! Всё ручкой, – карандаши, фломастеры оставляем. Сумки, рюкзаки тоже оставляем у входа. Пейджеры чтобы я не слышала тут, один писк – выходите из аудитории навсегда.

Через высокие тяжёлые двери я зашла в двести первую, в одной руке паспорт, в другой три ручки и бутылка воды. Пахло нагретой пылью. Окна под потолком плотно занавешены, только с краю пробился толстый луч. Он указывает мне место: люблю знаки, а это, конечно же, знак. Октябрина плюхнулась по соседству и подмигнула. Лена неспешно осмотрела ступенчатую аудиторию и устроилась на первом ряду, сложив перед собой руки и красиво выпрямив спину.

Сердце опять колотилось где-то в горле.

– Внимание, тишина. Сейчас будут объявлены темы сочинений. Не галдим. Всё будет написано на доске!

Стук сердца нарастал, эх, не надо было сигарету эту, во рту противно!.. И тут как обухом упали слова:

– …и третий вариант, по литературе XX века: «Тема Родины в поэзии Блока и Ахматовой».

Я закрыла глаза. Величественная Ахматова медленно проплыла мимо в тёмно-синем платье и показала толстый розовый язык. Никогда я её не любила.

***

Лена знала, что всё хорошее себе она заработает сама. Стоит грамотно и своевременно приложить усилия – и всё будет по-твоему. Может, не с первого раза, но обязательно. Она считала, что упрямство досталось ей от отца, потомка то ли финнов, то ли эстонцев, большого сероглазого человека-глыбы с вислыми седыми усами. Лена видела его только на старых чёрно-белых фотографиях, которые мать прятала в обувной коробке за шапками в шкафу. Ленка всем врала, что петербурженка: жили они с матерью, отчимом и противным младшим братом Валеркой в сером окраинном районе Архангельска. Мать действительно родила Ленку в Питере, училась там чему-то чертёжно-строительному и очень боялась возвращаться беременной от одноразового стройотрядовского романа. Ленкин дед Витя мог за такое и костылём побить, и матом обложить всем соседям на радость. Тихая бабушка Тома голоса не имела, только по ночам утешала сначала бестолковую Ленкину мать, а потом и саму Ленку. «Ничего, доченька, всё как-нибудь. Бог не Ермошка, видит немножко». В четырнадцать Ленка перестала надеяться на Господа, нытьём и угрозами выпросила у матери отцовский адрес и даже телефон. Таинственный отец, исправно присылавший алименты, подарки и дорогие конфеты по праздникам, нравился ей больше простецкого отчима Виталика, который крутил гайки на судоремонтном и любил повторять присказку про экономную экономику. Ленку совершенно не смущало, что отец не рвался её навестить. «Деда боится. Или не хочет мешать маминому счастью с дядь Виталиком», – просто решила Ленка, насмотревшись хлынувших тогда бразильских сериалов. И села писать отцу красивую открытку, которую полчаса выбирала в киоске «Союзпечати».

«Дорогой папа, пишет тебе дочь Лена. Как ты живёшь? Я почти ничего о тебе не знаю, но хотела бы узнать, если ты не против. Спасибо тебе большое за подарки, которые ты прислал, и особенно за джинсы с вышитыми цветами, тут ни у кого таких нет. Я уже в девятый класс перешла и начала думать о дальнейшей учёбе. Мама и дядя Виталик советуют поступать в педагогический институт или в медучилище, потому что это хорошая и нужная профессия для женщины. А я хотела бы стать телеведущей, чтобы рассказывать людям про погоду и новости, и я уже хожу в кружок юных тележурналистов, как ты думаешь, это хорошая идея?»

К своему удивлению, уже через пять дней Лена обнаружила в почтовом ящике ответную открытку с видом Эрмитажа. Завязалась переписка с отцом.

О семье он говорил честно, но сухо: да, уже был женат, когда встретил Ленкину мать. Двое взрослых сыновей у него, трое внуков, а дочки не случилось, и он очень рад, что Леночка ему пишет, да ещё просит совета в таком важном деле как учёба. К себе отец не звал, но стал присылать ещё и книжки, чтобы Ленка готовилась на журфак в МГУ. В прошлом году Ленка приехала в Москву с матерью, жила на поступлении в дальнем Бирюлёве, у отцовой двоюродной тётки, угрюмой старухи в байковом халате, из-под которого виднелись тонкие ноги в чёрно-синих венах. По ночам баба Маня курила вонючие беломорины на кухне, сидя нога за ногу на трёхногом табурете, и названивала подругам. Ленка её побаивалась. Но как-то ночью старуха позвала шмыгнувшую в туалет абитуриентку на сизую от дыма кухню: