И. Ринкин - Запертый

Пол рядом со мной завибрировал. Я инстинктивно отскочил. Что ещё?! Вибрации исходили от светло-бежевой куртки, которая валялась в стороне от Дианы. Она так и не успела её надеть. Ясно. Это телефон в кармане. Кто-то ей звонит. Надо посмотреть. Я потянул за рукав вибрирующую куртку и достал мобильный. Светло-зелёный чехол. Да, зелёный был её любимый цвет. На экране высветилось мужское имя. В каком-то отупении я разглядывал каждую букву. Телефон затих. А где сумка Дианы? Надо забрать все вещи, по которым её можно опознать. Я оглядел вешалку. Вот она. Маленькая тёмно-коричневая сумочка на длинном ремешке, чтобы было удобно перекидывать её через плечо, а на спине у Дианы всегда висел огромный курьерский рюкзак-короб с продуктами. Перед глазами сразу возник хрупкий силуэт девушки на велосипеде с большим коробом за спиной. Я затряс головой, чтобы прогнать режущие до костей воспоминания. Расстегнув молнию на сумочке, я выудил ключи, щётку для волос, кошелёк, какие-то чеки. Паспорт, карточки…

Из мобильного Дианы ворохом посыпались беспокойные СМС-ки. Это были сообщения от того мужского имени, буквы которого недавно светились на экране. Понятно. ОН. Я никогда не лез в чужую жизнь и не копался в чужом шкафу. Теперь придётся, иначе этот парень будет запихивать свои сообщения в её мобильный, пока тот не лопнет. Я прикоснулся к экрану.

«Как ты, солнышко? Перезвони, когда сможешь».

«…Ты очень устала?».

«Ты ещё не решила, когда возвращаешься? Я жду. Очень жду. Давай, думай, скорее».

«Ты так занята, что не можешь перезвонить?»

Вот идиот. Он всегда так пишет? Бессмысленные слова. Ни о чём. Телефон опять нагло затрезвонил. Я с ненавистью уставился на четыре буквы мужского имени, которые ухмылялись мне с экрана. Каждая из них била током и ослепляла меня. Злость постепенно проясняла мой мозг, заставляя его работать всё более чётко. Не будь этого кретина, ничего бы не случилось.

Сложив содержимое сумочки обратно, я провёл рукой по карманам Дианиной куртки. Пустые, только мандарин. Смешная, зачем таскать мандарины в карманах? Теперь она уже никогда его не съест…Её мобильный звонил, не переставая. Надо заткнуть этого красавца. Подождав, пока утихнет очередной звонок, я быстро отстучал сообщение:

«Привет. Извини, что не отвечала. Не звони мне пока больше. Я должна подумать. Не уверена, что хочу возвращаться к тебе. Во всяком случае, точно не сейчас».

Мне очень захотелось разбавить свой ответ чем-то едким и колким, но я сдержался. Парень и так напряжётся, а он не должен ничего заподозрить. Сообщение улетело. Телефон, помолчав несколько секунд, разразился новыми истошными звуками. Я швырнул его на пол, мечтая, чтобы он разбился в пыль.

Потом сгрёб вещи, сумку, телефон Дианы в охапку и отнёс в свою комнату. Надо, наконец, вымыть руки. Пока струя воды заботливо смывала кровавые следы, обнажая царапины, я уставился в зеркало. На меня смотрело чьё-то чужое лицо. Измотанное, с покрасневшими и отупевшими глазами… Она ведь кричала, когда я её убивал. Была в ужасе, как за считанные секунды я превратился в зверя, грызущего её. Таким меня и запомнила. Чудовищем с искажённой мордой. И ничего теперь не исправить. Я закрыл кран. Апатия и усталость. До ночи ещё есть время. Надо поспать. Силы мне ещё понадобятся… Стоп. А Диана? Она ведь до сих пор лежит ТАМ, в коридоре. Перенесу её пока к маме на диван. При мысли, что придётся прикасаться к ледяной коже Дианы, меня снова начало потряхивать.

Я быстро зашёл в мамину комнату и сдёрнул со старого дивана ковёр, в который собирался завернуть потом Диану… Мама, мама. Почему я не могу положить голову тебе на колени и расплакаться, как ребёнок? Так хочется убежать в прошлое вместе с тобой.

Мама осталась там, во вчерашнем дне. И в позавчерашнем. Два года, как её не стало. Больше всего меня потрясло, что вещи как прежде стояли на своих местах, за окном продолжали жить и двигаться люди, ничего не изменилось, а она исчезла. Вечером мы, как всегда, выпили вместе чаю, я отправился к себе заканчивать срочную работу, а мама поливала цветы. Она была просто помешана на всех этих бегониях, геранях, петуниях. Пёстрые облака из цветов заполняли все наши подоконники, полки, шкафы. Утром я уже не услышал привычного для меня «доброго утра» и «свари кофе, сынок». Мама ушла во сне, тихо, на цыпочках, от остановки сердца. Она всегда старалась всё делать тихо и незаметно, никого не беспокоя. Особенно меня. И никогда не жаловалась, если ныло сердце, охраняя мой покой. Я был эгоистом, зацикленным на своей фобии, и больше ничего не видел вокруг. Я понял это только, когда она уснула навсегда.