orskaya - Минздрав предупреждает

– У любой бабы есть своя цена.

Саша молчала.

Олег сел на кровать и тоже тихим, но металлическим голосом произнёс:

– Значит так: или ты раздеваешься, или завтра я иду к ментам и пишу заяву, что ты моего одиннадцатилетнего сына совратила.

Саша вскочила:

– Но это же бред, я его никогда не видела, и он меня, ты не знаешь моей фамилии, адреса. Это полный бред.

Мужчина засмеялся обидным смехом, каким смеются над маленькими несмышлёными малышами.

– У меня в машине сейчас хватит бабла, чтобы следак сам написал про тебя сочинение, вместе с твоим чистосердечным, свидетельскими показаниями и экспертизой жертвы.

Сашу тошнило. Сердце билось как сумасшедшее, будто кулак, молотящий изнутри по грудной клетке. Она молчала, больше не понимая, что надо делать.

Вдруг тело вздохнуло и улеглось на кровати.

– Ладно, я сегодня добрый! Давай, массаж сделай и отпущу.

Тонкими худыми пальцами Саша перекатывала валики ненавистной кожи, прищипывала тугую мышечную ткань, мяла её, как тесто.

– И чтобы пацанам ни слова, что у нас ничего не было, поняла. Пришибу.

Саша быстро кивнула. И догадавшись, что в темноте этого не видно, прошептала:

– Хорошо.

Дверь резко распахнулась, заставив зажмуриться:

– А чё это вы тут делаете, а? – Галка суперменом стояла в дверном проёме и фальшиво смеялась. Саша нырнула под рукой у Галки и, увлекая ее за собой, выбралась из темной и душной спальни.

По пути в гостиную, бледная Саша зашептала Галке:

– Надо бежать. Сейчас они ещё выпьют, и нам конец.

В гостиной голоса стали громче, чаще чокались рюмками, снова включили музыку. Руки с перстнями то и дело хватали то девичью грудь, то ягодицу, распаляясь и хохоча, видя смущение и испуг.

– Идем в туалет по очереди, задерживаемся в коридоре, – шепнула Саша на ухо Яне и кокетливо и показно засмеялась. Галя поняла без слов. Нехитрые манипуляции – и все трое у дверей.

Галка, озираясь:

– Давай автомат заберём. Будут преследовать, припугнём.

– Галя, ты чего? Они за оружие нас убьют. Догонят, заберут и на месте положат. Не трогай!

– Девчонки, ну вы где там, мы скучаем! – пьяным голосом позвал Макс.

– Сейчас губки накрасим и идём, – игриво пропела Яна.

– Быстро, давайте, обувайтесь.

– Мы замёрзнем в поле, Саш, там мороз минус тридцать, – Галя надевала лёгкие туфли на высоком каблуке.

– Лучше замёрзнуть. Там у нас хотя бы есть шанс, – прошипела Саша.

Уже через минуту они были на дороге, ведущей в город, насквозь продуваемые ледяным ветром. Их тонкие кофточки, короткие юбки и капроновые колготки не были для этого ветра преградой. Ноги утопали в снегу, выпавшем за ночь. Уже через минуту они поняли, что погибнут здесь, если не случится чудо.

И ровно в эту же минуту чудо случилось. Вдалеке появилось два круглых жёлтых глаза.

Девчонки выскочили на самую середину дороги и замахали, что есть силы руками, заорали какую-то смесь неизвестных слов, из которых иногда выпадало понятное «стойте» и «ну, пожалуйста».

Машина остановилась. Зелёная старенькая копейка покашливала и вздрагивала.

– Дяденька, пожалуйста, помогите нам! Не бросайте!

Посиневшие губы, растрёпанные волосы, дрожащие крупной дрожью юные тельца.

– Садитесь. Откуда вы такие? Вам куда надо вообще?

И девчонки затараторили что-то несусветное про бандитов и автомат, про шестьдесят тысяч и уголовное дело.

«Ох, и врать мастерицы, проститутки, небось» – подумал дядя Коля, рабочий на стремительно беднеющем кирпичном заводе, но домой всё-таки отвёз.

Светало. В комнате вахтёра на первом этаже общежития Ирина Ивановна, уперев руки в бока, орала благим матом что-то про поиски, переживания и ответственность. Вдруг крик оборвался, и воспитательница удивлённо посмотрела на девчонок:

– Нет, ну ты посмотри, лыбятся сидят, шалашовки. Что вы лыбитесь?

Саша подняла глаза и спокойно сказала:

– А мы, Ирина Ивановна, с того света вернулись, радуемся.

2019 г.

– Я тебя прошу, пожалуйста, побыстрее. Ты же знаешь, сколько идёт регистрация. Обычно я приезжаю в аэропорт за два часа!

– Обычно? Ты второй раз в жизни летишь, – усмехнулся Артём.

– Ты бы лучше так собирался, как остришь.

– Остришь?! Мам, никто уже так не говорит. Ты же в 80-м родилась, а не в XIX веке.

Артём вышел из спальни, встал у зеркала и, пропустив обесцвеченные волосы сквозь пальцы, шутливо подмигнул своему отражению. Вера залюбовалась им. Артём был похож на своего отца в юности – высокий, статный, глаза ярко-синие, ямочки на щеках – красивый мальчик. «Но балбес!» – перебила одна мысль другую. Сын. Не муж. Мужа Вера вспоминала другими словами.