Игорь Райбан - Когда будет дом…

Да, забыл сказать о себе, или о чем хочу вам рассказать.

Но история, происходившая в действительности, рассказанная одним рассказчиком, может в корне отличаться многими различиями, кто расскажет её по-своему.

Если у него получиться. Поэтому рассказываю только я, и от своего имени.

В конце концов, будет понятно в процессе.

– Тони-Тони. Тони был по-настоящему серьезен.

Кладбища вокруг города обрастали новыми могилами, подчас незаметными захоронениями где-нибудь в лесочке.

Сам Тони не убивал, он только присутствовал и руководил процессом убиения. Когда-то давно, читал книжку про Жанну Дарк.

Но история совсем не об этом. Её имя Ира, или Ирина.

То, что рассказываю, происходило на самом деле, не желаю больше распространяться, будто выдумал всё, одной одинокой ночью.

Теперь они вдвоем, гангстер, и та взрослая девочка, навсегда останутся в моем сердце, чтобы ни случилось.

Наверно всё можно простить, кроме того одиночества, которое сейчас испытываю, сравнимое с горечью разлучённых сердец.

– Вот, хотите одну фотографию покажу? Она находится всегда при мне.

Правда, она черно-белая, немного потрепанная, но ничего.

– Не хотите? Нет?!

– А я всё равно достану.

Требуется взглянуть на неё, в который раз, потрогать, провести осторожно пальцем по изображению, обёрнутому в защитный слой.

– Эй, приятель, повтори-ка нам ещё по стаканчику, надо горло промочить.

А ты куда, дружище? Постой!

*

Да к чему говорю? Всё равно никто не слышит.

Парни с девушкой отвернулись, бармен сильно занят своим барменским делом, одинокий игрок зачем-то быстро ушёл.

Раз никто не услышит, продолжу тихо бубнить старую историю.

Ведь не сложно, воскрешать умершие воспоминания из небытия, поглядывая на старое фото, неподвижно лежащее на барной стойке возле моего стакана.

Совсем не сложно. Не правда ли? – обращаюсь сам, к давнему снимку.

С недавних пор, у меня в груди болит сердце, но привык, даже люблю эту боль.

Не желаю быть старой развалиной, в которую превращусь через несколько десятилетий. Кажется, в такие мгновения, могу изменить мир, повернуть время вспять, мог бы улететь в небеса, словно ангел.

Но я такой же человек, с низменными потребностями: кушать и ходить в туалет.

Они держат меня на свете привязанным грузом.

– Жизнь, заслуживает чего-нибудь? – спрашиваю себя.

Сам же отвечаю, – Жизнь, в наше время, ничего не стоит…

– Наверно ничего, – как заметил бы один мудрый Кот. – Тут дело такое.

И подмигнул бы прищуренным глазом, с очень знакомым мне выражением.

*

Что вы чувствуете, когда ушли из родного дома.

Где есть мама с папой, или бабушка с дедушкой.

Но, а те дети, никогда не узнают этот смысл.

Сережа Карнаухов. Он зарубил топором отца насмерть.

Который хотел изнасиловать дочку в пьяном угаре.

Теперь они Карнаухов и сестра, на моем попечении.

Маленький, щуплый, учиться хорошо, всегда улыбается.

Рассказывает случаи про себя, про учёбу в школе, как получил на уроках две «пятёрки», по истории и географии.

Никогда не подумаешь, что он убил человека, пусть даже и плохого.

Сейчас учу его лепить снеговика, кидаться снежками.

Почему он тянется ко мне? Я не знаю.

Его сестра тоже здесь. Сережа рассказывает про неё.

Ей десять лет, она в детской группе.

А потом про будущее: как они вместе вырастут, он её заберет из детдома в другую страну, станут хорошими людьми, всё у них будет замечательно.

Ведь его хотели усыновить приемные родители из Калифорнии.

Но он отказался, уезжать туда без сестры.

Поэтому остался здесь. И кидается, зараза, в меня снегом.

Научил на свою голову.

Ирина Татарская; её, в маленьком возрасте, привезли из одной татарской деревни, поэтому такая произошла фамилия.

Полуживую от дистрофии, она не могла толком ходить, опиралась об стены.

Сейчас она озорная и бойкая девчонка.

Карие глазищи смотрят на мир, радуются ему.

Стрижка каре, темные волосы развеваются при беге по этажам.

Мы просто-напросто дружим. Ей ведь всего пятнадцать лет.

Олег Фадин; его так и называли «Фадин».

Почему – не знаю. Его так все зовут. Он не против.

Он сирота погорелец. Его спасли из пожара в квартире.

Там сгорела вся семья: мать, отец, сестра.

У него большие, преданные глаза как у собаки, которые наблюдают за людьми.

Чтобы ни делал, он везде ходит за мной по пятам.

Мой верный оруженосец, так его называю, здесь.

В месте, нашей горемычной и неблагодарной работы, – детском доме-интернате областного значения.