Екатерина Рождественская - Шуры-муры на Калининском

Ее тоже запомнили, но дали кличку, совершенно не связанную с тем случаем, – «доберманша». Уж очень она была похожа на эту породу собак.

Ну и Ольга Сокольская. Лидка специально при представлении откусила от ее фамилии последнюю букву, чтобы превратить ее в польку. Придумывать, кроме этого, ничего и не надо было, потому что Ольгу невозможно было забыть в принципе, она отличалась изысканной красотой, которая с возрастом хоть и подрастворилась в ее зрелости, но все равно осталась достаточно заметной, пусть и белокурые волосы перемешались с седыми, а голубые глаза слегка потеряли яркость. Сокольская все равно была королевой.

Всех их лифтерши узнавали сразу и пускали беспрекословно, не спрашивая, в какую квартиру они держат путь.

Лифтеры были ключевыми фигурами в подъезде, без них какая могла быть жизнь в таких высоченных домах? Это ж двадцать четыре этажа сплошного народа! Соты! Муравейник! Да вдобавок ко всему со всей округи начали стекаться пацаны, которые только и мечтали, чтоб пробраться с кем-то из жильцов в лифт и вдоволь покататься, нигде ж в городе таких домов больше не было! А выйти на двадцать четвертом этаже и порассматривать оттуда всю Москву? А плюнуть сверху и гадать, долетит ли плевок донизу или развеется по дороге? А крикнуть чего-то эдакое прямо отсюда, из облаков, то, чего и взрослым-то ушам стыдно услышать? А спускаться на лифте вниз, останавливаясь на каждом этаже? А нажать стоп-кран, ну, кнопку эту красненькую, и ждать, пока монтеры тебя высвободят, приговаривая: «Ну что, пацанчик, перепугался, бедняга?» То есть повеселиться вовсю!

Вот поначалу и распорядились в ЖЭКе так: одна лифтерша сидит на часах у входа, другая ездит в лифте и нажимает на кнопочки. Но быстро от этого отказались, лифтов на такую домину по глупости и недальновидности поставили только два: пассажирский, махонький, на четверых, и грузовой, чуть побольше, поэтому лифтерша занимала в кабине ценное пространство и вместе с пассажирами просто не помещалась. Спустя всего лишь месяц после заселения большинства квартир жильцы были пущены на самотек, вернее, на самоподъем, а лифтерши засели внизу со своей вечной болтовней и сплетнями.

В подъезде с самого начала организовали группу инициативных жильцов, а таких нашлось с десяток, и на первом этаже, между двумя лифтами, повесили стенгазету, где обсуждали проблемы дома, поздравляли жителей с праздниками и умоляли не портить лифт – всеобщее народное достояние. Главным активистом стал Сократ Маркович, бывший стоматолог, а ныне скучающий без своего зубного кресла, бормашины и гнилых зубов пенсионер. Вот он и бросился в общественную работу, нырнул с головой так, что и пяток видно не было. Отличался ростом, объемом, толстокожестью, значительностью и монолитностью, словно ничего лишнего природе не пришлось отсекать, оставила все как есть. Шея у него отсутствовала за ненадобностью, голову на плечах держали щеки, а редкие седые усы торчали как нескошенный овес. Павочка, увидев его тогда впервые около лифта, решила, что он очень похож на моржа, не хватает только бивней и ласт. Она как раз недавно с упоением смотрела передачу «В мире животных», которую вел обаятельный Александр Згуриди. Он с восторгом вещал о ластоногих: как они живут, чем питаются, как ищут себе пару, очень, знаете ли, поучительно. И тело у них такое… как это он красиво определил, веретенообразное, и матка, видите ли, какая-то особая, двурогая. Но Павочка это так вспомнила, не к месту, матка была тут совершенно ни при чем. А Сократ таки да, вылитый морж, именно морж, не морской лев или какой-нибудь тюлень, а только морж – Павочка даже кивнула, окончательно соглашаясь с собой. Она довольно открыто и даже нагловато его рассматривала, словно это был взгляд ученого-биолога, а не простой советской гражданки, ожидающей лифта.

Его крупные, можно даже сказать, выдающиеся передние резцы чуть вылезали из-под верхней губы, и Павочке теперь почему-то захотелось сравнить его с огромным кроликом, но нет, к кролику прилагались уши, у Сократа же ушей почти не наблюдалось. То есть уши, конечно же, кое-как виднелись, но были сильно прижаты к голове и почти не выступали.

«Морж, определенно морж, – приняла Пава окончательное решение, встряхнув головой, – двух мнений быть не может». Странно, но ей показалось это важным. Ей вообще очень нравилось переносить многие знания, которые она получала в телевизоре и в журнале «Наука и жизнь», в свои будни, так ей было не скучно.