Ольга Ли - Ультрамарин на кончике кисти

Павел неуверенно сел на постели и спустил ноги с кровати. Лада осторожно сбоку наблюдала за ним, и ее не отпускало чувство гадливости: опухшее лицо, мутный взгляд, растрепанные, липкие волосы, весь пропах перегаром, одежда мятая, в каких-то пятнах – а ведь еще утром, когда уходил из дома, он вполне прилично выглядел. Теперь же ощущение, что он побывал на какой-то войне и потерпел сокрушительное поражение.

С трудом поднявшись, Павел на нетвердых ногах подошел к Ладе и остановился перед ней.

– Ты почему меня не слушаешь? – задал он вопрос, на который, естественно, не получил никакого ответа.

Лада молча затянулась сигаретой. Внимательный взгляд мужа не пугал ее. За девять лет их совместной жизни Павел ни разу не тронул ее пальцем – в этом отношении он был совершенно безобиден. Он был абсолютно не агрессивен. Хотя умел причинять боль, не используя прямого насилия. Это уже был его исключительный дар – обычно Павел приберегал его для особых случаев.

Павел облизнул пересохшие губы и икнул.

– Голова… раскалывается… – сказал он, словно извиняясь.

Деликатно вынув из пальцев Лады недокуренную сигарету, Павел сунул ее себе в рот и медленно направился в туалет.

Лада осталась одна. Открыв форточку, она какое-то время с наслаждением вдыхала свежий морозный воздух, потом, отвернувшись от окна, перевела хмурый взгляд на смятую супружескую постель.

Теперь их с Павлом супружеская кровать, как и вся комната, казалась совершенно чужой.

Надо же, как это происходит! Словно кто-то нажал кнопку выключателя, загорелся свет – и она увидела собственную жизнь со всеми ее темными углами.

Ванин… Это все он виноват. Он причина. Та маленькая песчинка, которая свалила гору. Та последняя капля, которая переполнила чашу.

Как он сказал?.. «Хочу посмотреть какая у тебя кожа»? Нет-нет, это было потом. А сначала?..

Сейчас совершенно невозможно было понять, как все это могло произойти. Лада совсем не помнила, что все-таки с ней было. Безумие… Нет-нет, это точно было безумие! На всем, что она делала и говорила в тот момент, лежал отпечаток безумия. А может, ничего и не было? Но не могла же она все придумать! Она чувствовала себя как под гипнозом. Под гипнозом его взгляда.

Почему он так смотрел на нее? Откуда он узнал, что на нее можно так смотреть?..

Она ничего не помнит. И в то же время все помнит отчетливо. Шумы за входной дверью, гулкие шаги на лестнице, нестройные голоса, грохот лифта… Странное дело, больше ничего не запомнилось! Сохранилась лишь эта цепочка бессвязных звуков, как единственно возможные узелки на память, а все остальное утонуло в океане эмоций – удивление, волнение, радость, отчаянное желание позволить себе совершить что-то запретное, чудовищное. Вот и сейчас, стоит только закрыть глаза, как мир снова начинает кружиться в горячей тьме и сердце летит в пропасть.

– Ладка! Почисти лук… И сковородку поставь, – раздался голос Павла из ванной. – Слышишь меня?

– Слышу… – словно очнувшись от сна, отозвалась Лада.

«Сковородку поставь». Звучит совсем не романтично.

Лада угрюмо усмехнулась. Реальность, однако, не дает воспарить воздушным шариком в небеса. В этом и есть ирония жизни. Обыденность неутешительна. Она быстро возвращает на землю. Нужно кормить мужа, дорогая, а не размышлять о собственном грехопадении. И кто знает, может, ты себе все это нафантазировала? Твое грехопадение – всего лишь фантазия женщины, давно забывшей, что значит быть желанной. Поставь сковородку на плиту – вот твоя реальность, а всего остального, будем считать, и не было. Может, тебе все это приснилось, пока ты лежала на диване.

Лада взглянула на ванную – за неплотно прикрытой дверью Павел чем-то звякал, гремел. Со свистом ревел унитаз, булькала вода. Муж что-то говорил, но из-за льющейся воды слов было не разобрать.

У нее же опять невпопад стукнуло сердце, и по всему телу прошла волна дурацкой дрожи. Да-да, то, что случилось сегодня, неизбежно должно было случиться. Она сама к этому подвела.

Сама? Разве она этого хотела?

– Я ухожу. – Павел возник перед ней, словно вырос из-под земли.

Лада подняла на мужа глаза: он успел причесаться и умыться. И даже побрился. Но лицо по-прежнему было тусклым, измученным, губы едва заметно кривились в улыбке.

О, эта его фирменная наивно-детская обиженная улыбка! Крючок, на который она всегда попадается. Паша ужасно несчастный. Паше нужен кто-то, кто бы о нем заботился. Паша, подающий надежды, талантливый фотограф, но ему в последнее время не снимается. Сплошное невезение. Нет подходящей натуры. Муза, капризная бабочка, упорхнула! А может, просто засохла в гербарии его пьяных самовосхвалений.