Ольга Волкова - Реверс реальности

…Можно сказать ещё много слов и о лирической героине, и о стихах Ольги, но надо же оставить место для размышлений и читателю. Пусть каждый, кто возьмёт в руки книгу "Реверс реальности", уже заинтригованный названием, найдёт для себя в ней близкое ему самому.

А я хочу пожелать приятого прочтения и глубоких мыслей, тем более что автор своими произведениями располагает к этому. Закончить же статью хочется строками из замечательного стихотворения Ольги Волковой "Однажды":

Делить хлеб на всех от большого избытка, Понять: счастье иллюзорно и зыбко. Невозможное делать самым возможным, Даже если это страшно и сложно.

И любить, любовью своею делиться.

Это шанс − на Земле человеком родиться.

Надежда Блинкова член Союза писателей России

Реверс нашей реальности полон любви, без каких-то сомнений.

По вечерам ты, безымянный, шепчешь,

что я твой безмятежный гений,

Раскладываешь по полочкам моего ума

причины прожитого и следствия,

А я улыбаюсь, делая вид, что не предвижу

с твоей стороны бедствия.

Вечерами все чувства острее кажутся,

со вкусами терпкими,

Вечерами мы укутываем друг друга в объятия крепкие.

И луна − наш безмолвный свидетель

проявленного хаоса,

Который мы преображаем в слова,

становящиеся парусом.

Двусторонние смыслы в пространстве,

притянутом прошлым в дуальности: У медали с другой стороны

ведь не меньше реальности.

Мы на свет − лицевую,

а в сердце закроем невзрачную,

И никто не узнает сегодня,

как мы друг для друга значимы.

Сказка

Где от луны тропинкой тянется свечение

По кромке ночи, потаённый мир.

Где восстают из вод чудесные русалки,

Разносят звуки сотни звонких лир.

Под покрывалом, сшитом звёздной нитью,

Игра стихий в скрещении дорог.

Кто брёл добыть волшебное огниво,

от с этим местом должен быть знаком.

Здесь всё не так, но будто всё обычно.

И страха нет, и вроде сам ты страх.

Избушка, что нам всем давно известна,

На курьих, на магических ногах.

Ведунья – колдовства огня держатель,

Сакральных знаний сумрачное дно,

Сжигает в печке, парит в бане насмерть,

На тонкой грани двух, твоих миров.

Здесь, кто не смел, бесследно канет в Лету:

Кто струсил, вряд ли будет воскрешён.

И сказка, вроде, это, и потеха,

И вот уже горишь ты нагишом.

Научит прясть она, варганить зелье…

Служением ей, ты выполнишь обряд,

И если тьмой не будешь поглощённым,

Рождённым вновь ты вынырнешь назад.

Я не боюсь Смерти извне.

Там, вовне, нет ничего того, чего нет во мне.

Каждый день она ходит за мной по пятам:

Где проявляюсь я, и она там.

Смотрит глубоко, я бы даже сказала глубинно,

Её почти никому из ныне живых не видно.

Безликая, бескомпромиссная моя подруга,

Мы с ней чётко понимаем друг друга.

Нрав у Смерти спокойный, прямой и простой,

Машет порою своей острой косой,

Да так, что летят щепки и ветки,

В эти моменты я держусь предельно крепко.

А потом она, такая: «Ну, тебе понятно!?» –

Я сразу перестаю играть в куклы и прятки,

Недосказанности, верить в иллюзии лести,

И в таком странном взаимодействии

Мы уже много земных лет вместе.

Всё чаще ощущаю её прикосновение и дыхание,

Ловлю самые яркие инсайты и осознания.

Даёт время, скалится своим ничем и обнажает жилы:

«Блюй, сдыхай, чувствуй, благодари, что… все живы».

Я не верю в приход Смерти извне.

Там, вовне, нет ничего того, чего нет во мне.

Войны, смерчи, пожары, цунами…

Смерть приходит всегда изнутри.

Она всегда с нами.

Смех над собой

Мы все немного не в себе.

Ну ладно, многие и много.

И открывая новый мир,

Как новую главу Толстого,

Я знаю, кто умрёт в конце,

А кто прославится масонством.

Не быть вовек в кромешной тьме,

В душе однажды всходит солнце.

И где-то теплится рассвет,

Лучи пронзают горизонты.

И силы, спящие в зиме,

С весной пришедшей

Льются звонко,

И я смеюсь им в унисон

Всем сердцем

Искренне и смело,

Как Пьер безудержно в тюрьме,

Свободный духом, пленный телом.

И, хороня инфантилизм,

Как похоронен был Болконский,

Процессия уходит в жизнь,

Уносит звук с собою звонкий.

И стёрты грани между всем…

А то, чем я в себе гордилась,

Лишь порождает этот смех.

Смех над собою – божья милость.

Город наш был призрачно-бумажным,